— А Борджиа по твоему нас простят, Леонардо? — взвился было Манзини, но тут же малость приутих, уже более спокойно добавив. — Нас выдадут тому же Пьеро Медичи как тех, кто подготавливал это восстание. Или ты думаешь, что Чезаре Борджиа и его отцу-понтифику ведомо христианское милосердие?
— Я верю в разум Борджиа. Гвидо. А ещё в то, что Чезаре Борджиа, если егоубедить в выгоде предложения, даст своё слово. Для него это не просто сотрясение воздуха, он уже это показал и не раз.
— Чем будем убеждать, что дадим ненасытной утробе этих двух валенсийцев?
Вопрос прозвучал от Стефано Паротти — менялы и ростовщика, который хоть и не дотягивал до полноценного банкира, но находился уже де-то совсем рядом от незримой, но важной черты.
— То, что отняли у Медичи. Лучше Борджиа, чем разжигаемые доминиканским монахом костры, на которых мы все рано или поздно окажемся. Или убежим, сумев забрать лишь часть имущества… как побитые собаки. Беглецы из города, где когда-то имели почти всё, что только могли пожелать.
Повисло тяжёлое молчание. Сказанное Монтальбано услышали и сейчас осмысливали. Хотя чего там было осмысливать то? Все и так понимали — сейчас не до больших претензий, стоило попытаться сохранить хоть что-нибудь из того, что имелось раньше. И избежать участи беглецов конечно.
— Хорошо, Леонардо, пусть мы согласимся на Борджиа, — вновь подал голос Паротти. — Что помешает ему потом передать нас Медичи? Они союзники Борджиа, почти вассалы.
— У кого-то из нас есть влияние в Венеции, у кого-то знания о нелицеприятных делишках кое-кого во Флоренции, у других должники во Франции или Испании. Соберём всё это и перечислим Борджиа. Покажем, что мы можем ему дать в обмен на безопасность себя и своих семей тут, в Ливорно и других городах… уже не республики. И надо поспешить, пока мы ещё что-то можем тут. Чем больше промедлим, тем дешевле будет стоить наша поддержка.
— Кто отправится в Рим? — Манзини, как бывший человек войны, сразу взял быка за рога.
— Бросим жребий из числа тех, кто этого захочет. Выигравший поедет и повезёт в Рим не только слова, но и бумагу с подписями всех нас. В ней мы подтвердим готовность признать над собой власть Борджиа — этого будет достаточно, чтобы нам поверили. Савонарола…
Договаривать было не обязательно, сказанного Монтальбано было достаточно. И собравшиеся, пусть некоторые под тяжкие вздохи и скрежет зубовный, согласились. Этот путь давал хоть какую-то возможность, в то время как остальные… жить под властью Гласа Господня они уже попробовали, в результате чего были готовы поклясться в верности хоть Борджиа, хоть самому Люциферу. А жребий… это было честно. Выигравший явно получит определённые преимущества, но вместе с тем возьмёт на себя и немалый риск доставки послания в Рим и разговора с Борджиа, которые сроду не отличались голубиной кротостью.
* * *
Герцогство Бретань, Ренн, апрель 1494 года
Повторение пройденного, но в иных декорациях, куда более приятных, если можно так выразиться. Именно такая мысль то и дело приходила в голову Анне Бретонской, которая с немалой частью своего войска находилась внутри крепостных стен Ренна, столицы своего герцогства.
Три года назад, весной одна тысяча четыреста девяносто первого года, этот город, где она, законная правительница Бретани, находилась, тоже был взят в осаду французской армией. Тогда ей было всего четырнадцать лет, теперь… семнадцать. Не много, но и не так мало, как в прошлый раз. За прошедшее время Анна успела не только повзрослеть, но и ожесточиться, перестать надеяться на чудо и научилась по настоящему ненавидеть своих врагов. А также трезво оценивать ситуацию — частью сама, частью полагаясь на мнения доверенных людей. Исходя из всего этого, герцогиня могла сравнивать прошлую войну с нынешней. Сравнения были… дающими не самую слабую надежду.
В тот раз Ренн взяли в осаду после того, как войска герцогства были разбиты сразу в нескольких битвах, да и почти все остальные крепости пали либо добровольно открыли ворота из страха перед бесчинствами французской армии. Теперь же напротив — основные крепости были целы, в них крепко сидели гарнизоны под командованием надёжных людей, да и сражений по существу не было. Зато по причине того, что основные силы французов были прикованы к Ренну и частично Нанту — самому значимому порту герцогства — из остальных крепостей то и дело вырывались не столь и большие кавалерийские отряды, доставляющие немало неприятностей французским войскам. Наёмники, а по большей части это были именно они, хорошо знали своё дело и отрабатывали щедрую плату.
Три года назад осаду Ренна вёл маршал Луи де Ла Тремуйль, маршал Франции и действительно лучший военачальник королевства. Сейчас под Ренном расположился, пусть и без особых удобств, сам король Карл VIII Валуа, пылающий ненавистью, злобой и жестоко униженный сперва поражениями в Италии, а теперь восстанием в собственных — как он сам полагал — землях. Именно злоба и унижение то и дело заставляли его бросать собранные войска на штурм, не слушая разумных советов от тех, кто ещё готов был давать их то и дело впадающим в гнев королю.
Штурм… Он хорош тогда, когда гарнизон крепости истощён долгой осадой и отсутствием припасов; когда в стенах уже пробиты бреши осадной артиллерией; когда находящийся за крепостными стенами гарнизон слаб духом и не слишком то хочет сопротивляться. Ну и значительное численное превосходство штурмующих также лишним не бывает!
Сейчас на стороне осаждающих было лишь численное превосходство. Дело в том, что в Ренн завезли огромное количество провианта и иных нужных для длительной осады припасов, усилили гарнизон до предельно возможного, но в то же время не заставляющего чувствовать себя как солёная рыба в бочке. В основном это были наёмники из разных мест: швейцарцы, валлийцы, выходцы из германских княжеств. Воодушевлённые римским золотом, они готовы были хоть сидеть в осаде, хоть совершать вылазки, благо знали толк и в том, и в другом. А ещё артиллерия, которая появилась у осаждённых и не слишком-то впечатляла у осаждающих.
Последствия похода в Италию дали о себе знать. Карл VIII потерял в боях или оставил ещё цепляющимся за неаполитанские крепости гарнизонам все орудия, с которыми отправился в несчастливый для себя поход. Более сотни орудий теперь были отнюдь не там, где могли бы быть. Создать новые? Требовались деньги и время. И если с первым дела обстояли не так плохо, то вот со вторым… Да и стоило учитывать угрозу со стороны той самой Италии. Недаром Карл Валуа оставил там как де Ла Тремуйля, так и Жильбера де Бурбон-Монпансье. А они оба-двое криком исходили, требуя прислать им хотя бы некоторое количество нормальных, современных орудий. Понимали необходимость артиллерии при осаде бретонских крепостей, но и про свои дела забыть не могли. Ведь без артиллерии один хороший натиск со стороны войск Борджиа и Венеции либо Борджиа и испанских отрядов… И всё, тогда и те земли, за которые удалось зацепиться, будут окончательно потеряны, тем самым знаменуя полный крах итальянской авантюры, на которую король Франции так много поставил.
Авантюра! Это слово как нельзя лучше подходило и к провалившемуся походу в Италию и, как оказалось, к попытке быстро, одним махом, разобраться с восставшей Бретанью. Уже после первой попытки взять Ренн с наскока король Карл VIII Валуа должен был здраво оценить понесённые потери, после чего перейти к совершенно иной тактике. Сперва ударить по третьестепенным крепостям, затем попробовать взять прибрежные города, тем самым хотя бы частично отсекая герцогиню Бретонскую от поставок со стороны союзников. И только потом, лишив врагов немалой части преимуществ родной земли, задумываться о штурме. Тогда бы, кстати, удалось и артиллерию обновить.
