Ага, опытный кондотьер, сначала ставший неплохим наставником для освобождённых из турецкого плена вояк, теперь подвизался в таком вот качестве. Две сотни аркебузиров, сотня пикинёров и щитоносцев. Плюс стреноженные до поры лошади. Но это уже на самый крайний случай, если сражение будет окончательно проиграно и придётся по миновании возможностей к сопротивлению уносить ноги. Надеюсь, этот вариант так и останется в числе чисто теоретических!
— Сейчас их для начала Лехман огорчит, они ближе к его батареям окажутся. Часть так точно. Ещё немного, ещё…
Залп. Прямо через головы собственных войск, что для этого времени считалось немыслимым. А вот нате, выкусите! Методика, на вполне пристойном уровне, скопированная с «шуваловских единорогов». И били они не ядрами, не картечью, а неизвестными тут бомбами. Начинённые порохом металлические шары падали то на головы французской кавалерии, то где-то рядом. Сам по себе этот «редкий дождик» урона почти не нанёс, Но спустя несколько секунд бомбы сделали то, для чего и были созданы — взорвались.
Точнее сказать, отстрелялась лишь половина батареи Лехмана, вторая же пока ждала. Пусть развеется дым, которых делал сложным, почти невозможным, нормальное прицеливание. А вот когда он малость рассеется, тогда и вторая часть батареи отплюнется взрывающимися подарочками. Перезаряжать то нынешние монструозины — дело не шибко быстрое.
Шок — это по-нашему! А именно шоковое состояние было у многих кавалеристов под знаменем с лилиями, когда то тут, то там стало взрываться то, что они посчитали обычными ядрами. Удивить, значит… ну пусть и не победить, но заметно приблизиться к победе. Тут ещё и со стороны более мощной батареи фон Циммера прилетели такие же «горячие приветы», усугубляя замешательство. Увы, сама атака не была остановлена. Несмотря на потери и на то, что некоторая часть кавалеристов не могла справиться со взбесившимися от ужаса и боли лошадьми, а некоторые и вовсе лишились верных скакунов. Значит пришла пора показать себя аркебузирам. Не простым, а входящим в состав терций. Ну и венецианским наёмникам придётся кровью оплатить полученное золото, так уж карта легла.
* * *
Что чувствуешь, когда увернулся от первого брошенного в тебя ножа, но враг со злорадной усмешкой тянется за новым клинком? А если у него их целая перевязь? Вот и я о том же — хреновенькое положение.
Удар обстрелянной сначала батареями, а потом и аркебузирами французской рыцарской кавалерии пришёлся не по ощетинившейся копьями и укрывшейся за щитами терции, а по венецианцам Гварнери. Командиры французов явно почуяли, что слабое место отнюдь не прикрытый малой терцией стык между центром и правым флангом, а именно венецианцы. Относительно слабое, конечно, но… Смяли их неслабо, чуть было не прорвав насквозь. Спасло наёмников лишь то, что стрельба аркебузиров не затихала, пусть велась из глубины строя, ощетинившегося пиками, да и орудия не молчали, изменив установки прицела и обстреливая задние ряды французов.
Что до попытки лёгкой кавалерии противника изобразить активность на левом фланге — она была пресечена флорентийцами, которые огрызались наскоками собственных всадников. Да и пушки Франца Рихтхоффена периодически взрыкивали, напоминая о том, что артиллерия с недавних пор играет важную роль не только при осаде и защите крепостей. В итоге поняв, что в творящейся сумятице пехоте и лёгкой кавалерии сложно будет прийти на помощь под постоянным и сильным обстрелом, французы отступили, оставив нам на память некоторое количество трупов… и пленников, по большей части раненых. Это было хорошо, это было однозначно полезно. Потому я и приказал притащить кого-то не шибко раненого, способного отвечать на вопросы и в то же время обладающего хотя бы какой-то ценной информацией.
Смутный приказ? Не совсем так, ведь «псы войны» умели отличать попадающих к ним в руки и по степени состоятельности, и по степени полезности в ином плане. Опыт, пусть и специфический, у них был ого-го какой!
Небольшая пауза была как нельзя более кстати. Считать её настоящим перерывом в битве не получалось — поблизости крутилась лёгкая кавалерия противника, да и лёгкая пехота под её прикрытием тоже доставляла определённое беспокойство. Иными словами, шла не слишком интенсивная перестрелка с обеих сторон за некоторым нашим преимуществом. Как ни крути, а огнестрельное оружие плюс цельнометаллические щиты, укрывающие от пуль и арбалетных болтов, они в итоге дают определённые бонусы.
Мы уплотняли свои боевые порядки, усиливали по понятным причинам ослабевший центр. Противник же приводил в порядок потрёпанную тяжёлую кавалерию и наверняка встраивал в структуру своего войска пополнение… ещё недавно бывшее частью армии неаполитанского короля.
Кстати, по поводу короля. Не знаю уж, радоваться или огорчаться, но Альфонсо Трастамара был жив, здоров и громогласен, потому как сумел выбраться с поля боя без единой царапины и сейчас находился в нескольких метрах от меня и спешно прибывшего с левого фланга в сопровождении сотни отборной охраны Пьеро Медичи. И до того громко он орал — уши закладывало.
— Орсини убит или в плену, часть моих вассалов изменили, нарушили данные клятвы! Я сдеру с них шкуру заживо, напомню им о том, что делал отец… Страх — вот то, что должно держать всех в подчинении! Для начала повешу… нет, четвертую и разорву лошадьми тех, кто не успел перебежать. Нескольких, чтобы остальные боялись даже подумать о таком!
— Именно страх перед вами и вынудил их перейти на сторону французов, — процедил я, не в силах выносить эти угрозы в никуда. — Поэтому будьте любезны замолчать и послушать дельные слова. А прежде ответить, сколько у вас осталось людей? Не просто так, а способных сражаться. Меня не интересуются разбежавшиеся по полям и лесам, их быстро не собрать.
— Я король Неаполя и потому…
— Корона вот-вот слетит с вашей головы, Альфонсо, — усмехнулся Медичи, с брезгливостью глядя на истерику неаполитанца. — Возьмите себя в руки, от этого зависит больше, чем мне хотелось бы. И ответьте на вопрос магистра наконец!
Вдох-выдох, вдох-выдох. Этим нехитрым образом незадачливый властитель Неаполя пытался хоть немного вернуть себе способность мыслить… в меру изначально отпущенного природой.
— Меньше четырёх тысяч, кавалерии около тысячи.
— Из тринадцати, которые были совсем недавно, — ухмыльнулся я, тем самым показывая заметно, очень заметно уменьшившийся «вес» короля Неаполя. — Это должно послужить вам неплохим уроком, Альфонсо! Страх хорош лишь иногда, выборочно, но его нельзя закладывать в основу государства. Иначе оно развалится, погребая под собой всё и всех, но особенно сидящего на троне распространителя ужаса.
— Какое вам, Борджиа…
— Нам дело есть. И герцогу Флорентийскому тоже. Всем тем, кто осознаёт масштаб нависшей над всеми италийскими государствами угрозы, есть дело до того, что творится в самом крупном из них. В вашем. А сейчас нам нужно пусть не выиграть это сражение, но хотя бы свести его к ничейному результату, где нет явно выигравшей стороны.
Я внимательно посмотрел на неаполитанца, но в глазах далеко не самого лучшего — и это ещё очень мягко сказано — представителя династии Трастамара не увидел и тени понимания. Только ненависть ко всему вокруг и… страх. Тот самый страх, который он совместно с папашей привык внушать другим, сейчас добрался и до него. И ладно бы просто страх, но он явно был ориентирован на наших общих врагов, то есть французов, которые сумели легко и изящно переиграть коронованного садиста. Мда, при таком раскладе вряд ли выйдет что-то путное. И что теперь? Хотя… Даже чужую трусость можно использовать себе во благо, пусть и придётся на ходу перешивать заранее составленные планы.
