Отсюда и страх потерять престол. Страх же, он порой толкает подобного типа личности на самые нелогичные поступки. К примеру, на тайные переговоры с врагами тех, от кого они видят реальную или же мнимую — не столь важно — угрозу. Пока — и ключевое слово тут именно «пока» — мои ребятки из числа поставленных наблюдать за господарем не выявили ничего подобного, но вот разговоры и намёки — тут уж совсем другое дело. Георгий Черноевич осторожно, но настойчиво пытался найти себе сильного покровителя, на которого или которых можно было бы опереться в противовес нам. К султану соваться было совсем уж боязно, равно как и к иным магометанам, а вот христианские правители… тут ведь одних контактов для прямого подозрения маловато будет, прямо не прикопаться, особенно если подать это под соусом налаживания тех же торговых связей, немаловажных для Зеты.
И всё же присутствие Черноевича было необходимым. Более того, территория Зеты по итогам заключения мирного договора должна была значительно — по меркам этого малого княжества, конечно — подрасти. Только вот ключевые крепости и особенно Подгорица всё едино останутся под контролем Борджиа, пусть и в качестве цитаделей Ордена Храма. Мотивация для публики понятна — необходимость держать действительно серьёзные силы, чтобы османы вновь не попытались покорить эти земли. И финансовая выгода близка к минимуму по причине полного отсутствия притязаний на земли вокруг городов-крепостей. Для виду, конечно. На практике же всё было иначе. Кто владеет ключевыми крепостями, то контролирует и земли вокруг. Это азбука, которую Георгий IV Черноевич не мог не знать. Возразить что-либо против, впрочем, тоже не осмеливался, понимая, что в подобном случае будет выпнут с трона не в теории и когда-нибудь, а на практике и незамедлительно. Более того, далеко не факт, что он, трон то есть, перейдёт к кому-то из его родственников, а не станет очередным важным призом для участников Крестового похода.
Мда, компания собралась не слишком большая, но крайне представительная. К ней я отношу всех присутствующих, в том числе и представителей Османской империи. И не включаю разного рода охрану и слуг. Видя, что все уже расположились каждый на свой манер, я произнёс:
— Мы собрались здесь и сейчас для того, чтобы закончить войну, договорившись о таком мире, который устроит всех здесь присутствующих. И мир этот желателен для всех нас. Для кого-то больше, для кого-то меньше, но необходимость прекращения войны отрицать сложно. Вот и не будем этого делать. Надеюсь, возражений против этой истины ни у кого не возникло?
— Мир есть конечная стадия любой войны, — вкрадчиво, на зависть людей змее вымолвил Макиавелли. И любой государь должен здраво мыслить, глядя на ход ведущихся войн. Лишь тогда он может преумножить свою силу или же сохранить большую часть, поступившись меньшей. Не понимающий же этого обречён услышать, как хрустят, надламываясь, опоры его трона.
И взгляд в сторону османской троицы, но особенно на Херсекли Адмед-пашу. Дескать, я прекрасно понимаю, кто тут на самом деле главный.
Понеслось… Слов Макиавелли хватило для того, чтобы как следует взбодрить как великого визиря, так и Селима. Оба они, но султанский отпрыск в особенности, сразу начали очень активно суетиться. Разумеется, приправляли суету показной важностью, но… Хвост вертит собакой или собака хвостом? Тут всё зависело от того, кто кем в данной ситуации являлся.
— Признайте очевидное, Селим, — в меру доступного ему спокойствия вице-король Неаполя Гонсало Фернандес де Кордова пытался в очередной раз напомнить сынку султана, что надо разумно подходить к сложившейся ситуации. — Те земли, на которых уже находятся воины Креста, не вернутся в османскую империю. У вашего отца, султана Баязида II, нет достаточного числа войск, чтобы нанести нам поражение.
— А ещё создаются и обучаются отряды из числа сербов. Большое количество, в желающих недостатка нет, — довольно этак протянула Бьянка, глядя в глаза Селиму, чем бесила османа просто до судорог. — Чем дальше будет откладываться мир, тем больше земель и крепостей потеряет Османская империя. Нам каждые день-два приходят вести об очередных успехах.
— Вам всем тоже нужен мир, — огрызнулся Скелим. — На хранимую самим Аллахом империю моего отца никто не готовится напасть исподтишка! И нет бога кроме Аллаха и Магомет пророк его! Вы же, чтящие лишь Ису бен Мариам, рвёте свой Святой Престол как собаки мозговую кость, каждый себе. Авиньонский раскол, вот почему вы так хотите мира. Не меньше, чем он нужен нам, он желаем и вам.
Обожаю наивность восточных дикарей, особенно когда они мнят о себе не пойми что. Я не смог удержаться от улыбки, как и большинство присутствующих. Зато Никколо, мать его. Макиавелли, олицетворял собой этакого представителя стоицизма вкупе с кинической школой философии. Яда известнейшему в моём времени политику и тут было не занимать.
— О да, Авиньонский Раскол больно ударил… по кошельку Его Святейшества. Но если убыло в одном месте и при этом есть возможность черпать из другого — это не бедствие, а всего лишь неудобство. А земли Османской империи богаты. Особенно те, которые раньше были частью Византии. Те, на которых уже находятся воины-крестоносцы. Острова Эгейского моря, некоторые порты бывшей Эллады… Если же великий и могучий султан, да пошлёт небо ему крепкое здоровье, попробует сбросить в воду высадившиеся на берег наши войска… Его Величество Чезаре и вице-король Неаполя обязательно атакуют со своей стороны. Направление на Софию или Скопье. Затем… это уже я не осмелюсь сказать. Но если в итоге падут Салоники, то ваша могучая империя будет разделена надвое. Такова окажется цена ещё пары-тройки месяцев войны.
Провокация и намеренное нагнетание атмосферы страха. В сочетании с умением Макиавелли играть словами и интонациями результативность сделанного шага откровенно радовала. Османские представители умели читать карту, да и представляли себе теперешнее положение имперских войск, по большей части напрочь деморализованных и откровенно страшащихся нового масштабного сражения. Тот террор, который мы устраивали на освобождаемых от османской власти землях, ничуть не скрывался. Более того, слухи специально распространялись и даже преувеличивались. Цель? Показать, что есть лишь одно спасение — бегство.
О, а тут Бьянка решила — в рамках предварительно обсуждённого, конечно — подбросить пару поленьев в разгоревшийся костёр.
— Вы, почтенный Селим, утверждали, что на Дом Османов никто не осмелится напасть с тыла, коварным и неожиданным образом. Что же, насчёт неожиданности вы правы, а вот насчет «осмелится» я позволю не согласиться. Мамлюкский султан будет счастлив узнать, что его давний соперник настолько сосредоточился на войне с крестоносцами, что не сможет выделить достаточно войск, способных сдержать новое наступление. А что будет, если мы дадим клятвы, что не станем мешать? Более того, откроем море для мамлюкских кораблей! Задумайтесь над этим.
Задумались. О чем, само собой, не замедлили сказать. Не сами, разумеется, а через переводчиков. Оно и понятно, ведь никто из нас, кроме разве что Черноевича. Османского наречия не понимал. Да и османы вряд ли разбирались что в латыни, что в испанском. Впрочем, это ничуть не мешало — перевод был реально почти синхронный, профессионализм невозможно отрицать.
