***
Авиньонская площадь, несколько ранее.
Кружащаяся голова, подступающая к горлу тошнота, уплывающее куда то сознание. И вместе с тем понимание, что надо держаться, сохранять рассудок и уж точно не падать в обморок. Вместе с осознанием, что сам виноват, что не стоило оставаться в заполняющейся ядовитым воздухом комнате дольше, чем на пару-тройку минут. Тем более не стоило дожидаться потери сознания Крамером и остальными, затем частично приводить кардинала в чувство, чтобы последними услышанными тем словами были те, заставляющие осознать причину его скорой смерти и крушение не только личных, но и вообще планов Ордена святого Доминика.
Не стоило. Но отказать себе в подобном Отто не мог. Не мог и не стал. А ещё не чувствовал в себе желания дальше жить, влачить разом потерявшее смысл существование. Крушение сперва всего, во что верил, затем потеря последнего, то есть желания отомстить… Он прошёл свой путь. А ещё должен был расплатиться за те жуткие вещи, которые делал во имя того, чтоб добраться до настоящих виновников постигшей его трагедии.
Раньше у него были любящие родители, брат, две сестры. А затем пришла она… оспа. Не стало родителей, затем, от невыносимости жить с изуродованным болезнью лицом и полуслепотой, бросилась в реку сестра. Осталась последняя, Гретхен. Только она, после всех постигших семью несчастий, решила, что сделает всё, дабы избежать болезней, скудости, жизни в небольшой деревеньке. И уж тем более не могла понять брата, который отправился в монастырь, чтобы удалиться от так жестоко обошедшегося с ними всеми мира.
Не могла понять, но родственные чувства всё равно никуда не исчезали. Потому время от времени, но не реже раза в год, она появлялась поблизости от монастыря францисканцев близ Франкфурта, а уж там всегда находила возможность встретиться с ним, со своим братом, рассказывая о произошедшем в жизни и то хвалясь успехами, то сетуя на неудачи. Год за годом, постоянно и неизменно. Потому Отто знал и о замужестве, сперва казавшемся Гретхен удачным выбором, а затем… превратившемся в нечто иное. А поскольку сестра ещё тогда, после смерти от оспы родителей, поклялась, что сделает всё, лишь бы миновать подобной участи… Неудивителньо, что знающий, какими именно травами и настоями из них можно лечиться, ведает и об ином применении растений. Особенно том, которое укорачивает или и вовсе прерывает жизнь.
В общем, муж Гретхен умер «естественной смертью», выпив слишком много вина и упавв реку, где его и нашли. А уж о том, какие именно добавки в вине вынудили его сперва полностью потерять разум. а затем и лишиться чувств… Это знала лишь его нынешняя вдова и он, брат Отто, францисканский монах. И оба они, знающих, не собирались раскрывать тайну кому-либо третьему.
Затем… Гретхен, попробовавшая жизнь в брачном союзе и разочаровавшаяся в ней, второй раз к подобному не стремилась. Поскольку жить она хотела хорошо, но при том была женщиной, то… О нет, никакой торговли собственным телом! Зато торговля травами, и не только целебными составами на их основе. но и иными, помогающими избавиться от нежелательного плода… Покупали подобное многие. Да и осторожность Гретхен соблюдать удавалось, ведь торговала подобным она не там, где жила, в иных местах.
Опасный способ заработать. Очень опасный, учитывая никогда не утихающие, а вдобавок то и дело усиливающиеся охоты на «ведьм и ворожей». В их же число постоянно попадали и такие вот травницы. Особенно варящие составы для скидывания плода. Если, конечно, у них не было высокопоставленных покровителей. У Гретхен был… но умер. А вот новым или новыми, столь же влиятельными, она обзавестись не успела. За что и поплатилась, попав под взгляд очередного инквизитора из числа тех, кто любил проехаться по городам, выискивая и вынюхивая ересь с «колдовством».
«Добрые христиане» редко когда заступаются не просто за «колдунью», но еще одновременно красивую женщину, что замечена либо подозревается в торговле снадобьями. А уж слухи о «рыжей Гретхен» шли давно. Как и о том, что та может продать самые разные настои. Правды среди слухов было, ясно дело, мало, но… Инквизиторам правда никогда не требовалась, а вот яркий костер всегда. Правда, в пламени большого костра горело уже мёртвое дело – знающая толк в травах и лишённая наивности женщина всегда держит при себе яд – но доминиканцам и такое годилось. Заодно сожгли и десяток других, опять таки женщин из числа «затронутых ведьмовской заразой», а проще говоря тех, кто покупал что-либо у Гретхен и вместе с тем был достаточно молод и красив, чтобы сталь показательной жертвой.
Что сам Отто? Он про это ничего не знал. Сперва не знал, потому как забеспокоился, когда единственный родной человек не появился в примерно условленное время в окрестностях монастыря. Месяц, другой… Беспокойство за сестру достигло края, и он покинул монастырь, даже не озаботясь разрешением. Впрочем… ничего особого ему и не грозило, ведь достаточно умных, грамотных и в то же времяне стремящихся к росту в иерархии монастырской было немного. Очень немного.
Не слишком и долгий путь до Майнца, визит в место, где раньше жила Гретхен. Жуткая правда… И разом рухнувший мир. Снова рухнувший, оставивший понимание, что теперь он остался совсем один. А ещё знание о том, кто именно виновен. Если в первый раз это была болезнь, то теперь… Такие же как и он монахи, пусть и из другого ордена, доминиканцы. Служители того же самого бога, вера в которого разом исчезла, обратившись в тот самый пепел, который остался от Гретхен.
Впрочем, не совсем. Отто Виттерштейн продолжал верить в то, что тот самый бог существует, что его влияние велико, а силы почти безмерны. Это осталось по-прежнему. Зато благоговение и смирение перед этой силой, посылающей милости и кары, сменилось на самую лютую ненависть. Особенно ненависть к тем, кто представлял самые жестокие проявления сил и желаний этого бога – Ордену святого Доминика, инквизиторам.
Ненависть в целом и ненависть к конкретным людям, имеющим лица, имена, место, где те жили. Отто нужны были те, кто участвовал в поимке Гретхен, суде, кто вёз уже мёртвое тело на площадь, привязывал его к кресту над костром и подносил факел с политым смолой и маслом дровам. Они должны были умереть, все они, без исключений.
Пусть мести или же воздаяния, ибо бывший францисканец, бывший монах, бывший христианин не видел разницы. Были лишь он, цель и желание скорее закончить, после чего воссоединиться с родными. Неважно где, но точно не в том «раю», о котором говорили ему, да и он сам говорил раньше. Теперь Отто был полностью уверен, что уж сестра его точно не могла оказаться в средоточии всей той лжи, которая веками изливалась в уши мириадам людей во множестве городов и стран.
Ряса монаха, рубище нищего, чистые одежды писаря, мелкого странствующего торговца, иные обличья. Полтора года! Этого хватило, чтобы избавиться от стражников, схвативших Гретхен; от палача и его помощников, причастных к этому делу; от судьи, наконец. Двое из трёх инквизиторов также не миновали смерти, причём самой мучительной. Одного заживо сожрали крысы, другой же мучительно умиралсо вспоротым животом, будучи погружен по шею в выгребную яму. Но оставался один, покинувший германские земли, отправившийся на юг, в земли итальянские.
