- Путь не выстлан розами, в этом даже не сомневаюсь, - усмехнулся я, подходя к патриарху рода Борджиа и становясь рядом. А вид звёздного неба сегодня и впрямь неплох. – Ты хочешь укрепить положение каждого из своих детей, сделать так. чтобы если с одной ветвью и случится несчастье, другие смогли бы подхватить бразды власти. И не хочешь ждать, опасаясь, что ожидание послужит на руку врагам уже состоявшимся и врагам возможным. Понимаю. Однако… Спешка тоже может повредить. Лучше держаться золотой середины.
- Тебе тоже.
- Стараюсь, отец, я действительно стараюсь. Как видишь, мне уже удалось не допустить возникновения сперва отчуждения, а потом и вражды между Джоффре и Санчей. А всё это непременно бы случилось, учитывая особенности сей неаполитанской Трастамара с очень плохими предками. Вспоминается некое сходство с тем, любителем делать чучела из своих врагов и обедать в их присутствии. Только у того Трастамара была жестокость, а у Санчи похотливость сверх любой допустимой черты. Методы, правда. были не самыми обычными, зато довольно действенными, согласись.
Родриго Борджиа лишь покачал головой, будучи в курсе «лекарства», выданного мной Санче Трастамара. В «розовенькой» такой обёртке, идущем вразрез со многим тут допустимым, но вместе с тем не задевающим уже моих принципов и представлений о прекрасном. Меж тем, я продолжал развивать тему.
- У нас уже есть прочный союз с Трастамара, а вот с остальными действительно могущественными династиями родниться… Уверен, это будет не только лишним, но и вредным в ближайшие годы. Интересов общих нет, а вот противоречий в избытке. Тюдоры. Габсбурги, прочие. Нет, оно того не стоит. Если уж и обращать на кого внимание, так на тех, которые менее значимы, но полезны и совсем-совсем рядом.
- Медичи, - сразу подхватил мысль понтифик. – Ты с самого начала уделяешь им особое внимание. Большее, чем они того достойны.
- Верно, Медичи. А ещё Катарина Сфорца, которая сейчас в Милане. У неё дети, в том числе дочь почти шестнадцати лет от роду. У Пьеро Медичи дети слишком малы, но есть как родной брат, так и кузены. Аккуратно так привязать их не только выгодой, но и смешением крови, после чего…
- Легче станет запутать их клятвами и золотом. Потом затянуть в империю, кусок за куском обменивая независимость на блага, - тихо, но уверенно произнесла Бьянка. – Показать, что малым государствам будет сложно выжить в меняющемся мире. и оставить короны. Символы, не настоящую власть. Со временем.
- Если не Лукреция, то те, кто готов и хочет получить выгодное супружество, - кивнув на слова Бьянки, соглашаясь с ними, процедил «отец». – Изабелла?
- Она, - подтвердил я догадку понтифика относительно его старшей дочери. Более чем готовой к действительно выгодному браку, в котором ей будет оставлена немалая степень свободы. С ней о том уже говорили не намёками даже, а прямо. – Ещё есть твой внучатый племянник Хуан де Борджиа-Льянсоль де Романи. Теперь кардинальский сан браку не помеха, а значит… Ему стоит предложить брак с дочерью Львицы Романии. Ну и самой Катарине. Мягко, осторожно, потому как давить на неё никак не следует. Гордость этой женщины всегда меня радовала. Поболее бы таких!
- Мало кто с тобой согласится.
- Знаю. Однако у каждого свои понятия о прекрасном, у меня тоже. А вот Лукреция… есть у меня одна интересная мысль.
Родриго Борджиа молчал, выжидая. Знал, что в такие моменты лучше не прерывать, а дать как следует подумать, оценить, после чего высказать уже оформившуюся в слова идею. Говорить, что всё уже обдумано, взвешено и сочтено приемлемым при условии благосклонности сторон, я не стал. Лишнее это сейчас.
- Мигель. Тот самый Мигель Корелья, мой давний друг, полностью верный человек и к тому же их с Лукрецией связывают дружеские отношения. Не знаю уж, как оно может случиться насчёт настоящего брака, но вот для видимости никаких проблем не ожидается. Мигеля я хорошо знаю, пусть временно, но оказаться мужем королевы он не откажется. И пытаться требовать исполнения супружеского долга не станет, зная всю картину, а не отдельные её обрывки. Да, Бьянка?
- Ну я… конечно. Мигель знает обо мне… и твоей сестре.
Давненько я не видел смущающуюся Бьянку. Ой давненько. Даже соскучился малость по подобному виду. Эх, ностальгия! Милая она в такие моменты, несмотря на всю показную брутальность, тщательно лелеемую и демонстрируемую окружающим. Впрочем, влияние Катарины Сфорца и Лукреции уже многое сделало с моей подругой и советницей. Сгладило излишнюю, показательную жёсткость и скрытие женственных черт. Облик опять же, ведь теперь герцогиня Форли не пыталась увильнуть от ношения пристойных именно девушке нарядов. Амазонистых, конечно, но они лишь добавляли ей привлекательности. Ага, в глазах Лукреции особенно!
- Это может быть… приемлемо, - взяв небольшую паузу на раздумья, вымолвил, наконец, Родриго Борджиа. - Не лучший супруг, но после Крестового похода и ещё той войны, с Францией, его имя стало звучать в разных странах. И Лукреция к нему не испытывает неприязни. Больше. считает другом. Если же…
- А вот тут как ей сердце и голова подскажут, - развожу я руками. – Впрочем, зная её и Мигеля, могу сказать точно, что одного камня преткновения точно на пути не окажется. Даже двух. Во-первых, Мигель, случись что, даже не подумает мешать расторжению брака. Во-вторых, в любом случае, как бы оно ни сложилось, не станет мешать тесной дружбе Лукреции и Бьянки. Для этого он слишком любитженскую красоту.
Точное накрытие сразу двух целей. Как «отца» проняло до глубины души, так и Бьянка свела глазки в кучку и уставилась в пол, изображая, что она тут так. случайно мимо проходила. Красота!
После такого вот хода только и оставалось, что выслушать от Родриго Борджиа принципиальное согласие на подобное, взять совсем уж ошеломлённую и смущённую подругу под белы ручки – на самом деле весьма загорелые – да и покинуть отцовский кабинет. На сегодня и так уже вынес мозги ему и не только по полной программе. Хорошего помаленьку. Но вот чего я не ожидал, так это того, что Бьянка чуть ли не шёпотом произнесёт:
- Чезаре. нам нужно поговорить. Это важно… для меня. Я долго думала и…
- Конечно, я всегда буду рад тебя выслушать.
- Тогда… Туда, где нас никто не услышит и где никого не будет.
Интерлюдия
Интерлюдия
Мамлюкский султанат, побережье близ Думьята, январь 1497 года.
Не думал не гадал Гарсия де Лима о том, что сперва окажется командующим флотом целого королевства - причём флотом немалым, не из нескольких старых полуразвалившихся кораблей – затем примет участие в победоносном Крестовом походе, в результате которого окажется щедро одарён деньгами, землями и просто вниманием правящих в Италии Борджиа. После этого он, равно как и многие другие, признаться, рассчитывали на более спокойную жизнь. И поначалу всё было именно так. Каперские рейды по Средиземному морю, во время которых брались на абордаж все суда под флагами магометанских правителей и проверялись суда стран нейтральных к Италии – это было привычно. Доход и просто радость бытия лихим капитанам, не мыслящим жизни без стрельбы орудий, криков жертв и обильно льющейся крови. Польза королю Чезаре, конечно. И поддержка в состоянии, близком к полному ничтожеству, флотов Османской империи, Мамлюкского султаната и прочих мусульманских стран. Тем более самому Гарсии де Лима не было нужды болтаться по волнам пусть на большой, мощной каракке, но всё равно куда менее удобной, нежели собственная вилла близ берега моря. Море – это хорошо, но не тогда, когда проводишь там месяц за месяцем, сходя на берег лишь изредка.
