Емана рот! С хрена ли я «Исчадие Ада»? Если есть рога-копыта, то сразу можно обзывать? Что еще за абориген?
Внезапно напряженное личико человечка озарилось неистовой радостью.
— Благодарю тебя, о Экибастус, за то, что ты прислал верных сынов твоих и слуг твоих в помощь рабу твоему… грешному Угурку.
Гончие недоуменно всхрапнули за моей спиной. Нет, ну какая наглость. Кауры, через Сепрария просто сдали в наем десяток чудовищных песиков и одного парнокопытного олуха!
Во уроды.
— Нужно поспешить, о величайший! Треклятый Манасерх уже собрал паству и готовится осквернить чресла отца твоего отца!
Чресла Экибастуса волновали меня в последнюю очередь. Я, конечно, уже привык к практически полному отсутствию пояснений, но, *лядь, уж пару строчек-то какого-нибудь вменяемого текста можно было начеркать? Что нам нужно сделать? Мочить пророка? Мочить этого хлюпика? Еще кого-то мочить?
Хлюпик, кстати, похоже, был крутой демоновед, коль сумел вызвать таких парней как я и мои бобики. Чем он, интересно, заплатил за такую подмогу?
Оглядев землю, я понял, что мы стоим прямо посреди выложенного продолговатыми камушками узора, а вокруг все усеяно множеством трупиков каких-то мелких пушистых зверьков. Густые подтеки крови виднелись по всей поляне, и не повидай я в последние дни всякого-разного, желудок неминуемо попросился бы наружу от подобного зрелища.
— Не мельтеши, — важно сказал я, вживаясь в роль отпрыска Экибастуса, и человечек притих, глядя с ужасом и восторгом. — Кто такой Манасерх? Зачем ты потревожил мой покой?
— Манасерх, это колючка на сраке болотное свиньи! Вонючие отродье срамной гадюки… Теперь он попляшет, кусок дерьма мокрой макаки!.. Этот гад приперся в нашу деревню прошлым летом!..
Выслушав густо перемежаемый удивительными ругательствами косноязычный рассказ, я замер в замешательстве, почесывая меж рогами.
Если коротко, то этот задохлик являлся представителем местного демонопоклоннического культа. В роли пахана-покровителя выступал некий Экибастус, за чьих сыновей он нас и принял. Антагонистом Экибастуса являлся некий Владыка Бро, что заведовал Светом, Добром и прочими хорошестями с большой буквы. Прошлым летом в их селение пришел новый священник и принялся насаждать Добро с утроенной силой. Первым делом принявшись искоренять паству супротивника. В чем и преуспел. Нынче же последний из ячейки поклоняющихся кровавому Всеотцу не пожалел посмертия, чтобы покарать зарвавшегося святошу…
Е-мое, какая белиберда. Но, кажется, я понял правила игры. Оставалось, правда, неясным как кауры воспользуются «посмертием» татуированного хрена, но зная этих ребят, не сомневался, что своего они не упустят, продав его, к примеру, каким-нибудь йогам с Эвереста.
— Веди! — гаркнул я, и маленький человечек пал на колени и принялся отбивать поклоны.
— Хватит! Показывай дорогу!
Подскочив оборванным мячиком, тот рванулся сквозь подлесок по одному ему видимой тропке.
Издалека подлесок казался несокрушимой стеной, но для таких кабанов, как я и Гончие не представлял особой преграды.
Бег по джунглям очень скоро вымочил меня по самые рога. Угурку, юрким муравьем бежавший впереди, то скрывался в кустах, то вновь появлялся на виду, оглядываясь и что-то вереща про то, что «Надо спешить!»
Пять минут и вдруг за очередным непроглядным переплетением лиан не оказалось ничего. Солнце резануло по глазам, явив нам свою настоящую мощь. Оно заливало большую поляну настоящим дождем острых кинжалов-лучей…
Я приставил руку к глазам, чтобы снизить накал стихии. Человечек что-то верещал под ногами, призывая скорее двигаться дальше, но я рявкнул: «Тише ты» и он заткнулся, нервно поводя острым личиком.
Надо было осмотреться на местности.
Я и мои собачки стояли на краю большой, дворов на сто плюс, деревни. Многочисленные хижины, крытые цветущим дерном, в хаотичном беспорядке расположились посреди вырубленной поляны. Утоптанные тропинки змеиными кольцами плутали меж огороженных валежником двориков, скрываясь в глубине деревеньки.
Но самое удивительное строение высилось в центре поселения. Это было высокое беленое здание с узкими окнам по бокам. Украшенное каменными колоннами крыльцо под черепичной крышей вело к двустворчатым дверям, покрытым искусными фресками. Оно поразительно напоминала земную церковь… но не православную, а, скорее, католическую. Разве что шпиль, вздымавшийся посередине крыши, венчал не крест, а обнаженная длань.
Идиллия, мать его…
Что-то это все мне переставало нравится.
Деревенька выглядела пустынной. Не заброшенной, а именно пустынной. Стояла мертвая, изредка нарушаемая трубным криками какого-то зверья, тишина, на кладбище и то бывает многолюднее. По тропкам бродили похожие на кур зеленые птицы, из-за оград выглядывали вяло пережевывающие жвачку толстые упитанные морды фиолетовы ящеров, но ни единой человеческой фигуры видно не было.
— Где все? — спросил я призвавшего нас хрена.
— На проповеди треклятого Манасерха, да чтоб его обглодал великий Экибастус, о сын Великого Экибастуса… э-э-э… — тот вдруг понял, что так и не узнал имя пришедшего к нему на помощь.
— Хренастус.
— Да-да, о Великий Хренастус, сын Великого Экибастуса! Он собирается проклясть чресла Великого Экибастуса, чтобы боле они не изрыгали семя Великого Экибастуса, что кропит нас, исполненных веры, червей у его ног!..
*ляха муха, просто голова кружится от всех этих «Великих Экибастусов» и ипанутой логики этого… м-м-м… как его там? Угурку? Жестом я оборвал поток бреда изрыгаемого незадачливым демонопоклонником.
Мы осторожно двинулись вперед. Мысленно я отдал приказ двум собачкам прошвырнуться по соседним улочкам. Огромные песики утвердительно рявкнули и парой чудовищных прыжков перебрались через домики.
Утоптанные, кое-где отсыпанные гравием дорожки, аккуратные грядки экзотически выглядевших, но отдаленно родных овощей, сушащиеся белье… В груди внезапно защемило… Деревенька была так похожа на мои родные Гнилища, где я проводил каникулы в детстве. Кажется, что сейчас на очередном крыльце я увижу бабу Дуню с соседками, привычно чешущими языки под летним солнцем…
А вот и церковь. Большая утоптанная поляна, как видно, была главной площадью деревни. Справа виднелись ряды навесов, где местные обменивались товарами, слева бежал ручей.
И здесь нас уже ждали. Невысокий смуглый человек в черной сутане с виднеющимся из-под нее белым накрахмаленным воротничком, радушно улыбаясь, смотрел, как наша кодла выбирается на площадь. В его взгляде была какая-то истерическая веселость и бездна фанатизма.
— Ты все-таки сделал это, Угурку, — проговорил он, осуждающе покачав головой. Но как-то беззлобно, будто бранил шаловливое дитя, разрисовавшее обои.
— Сегодня ты ответишь за все-о-о!.. — взревел демонопоклонник потрясая ручонками, и зашелся в истерическом крике, поочередно поминая то великого Экибастуса, то его великого сына Хренастуса.
