Гордиевский подчеркивает, что в брежневскую эпоху разведка
ГДР могла похвастаться наиболее впечатляющими успехами тайной войны Востока с
Западом. В октябре 1968 года покончил самоубийством контр-адмирал Герман Людке,
заместитель начальника отдела материально-технического обеспечения войск НАТО.
Людке, среди прочего, имел доступ к картам размещения тысяч тактических ядерных
ракет и был разоблачен, когда фотографировал миниатюрным «Миноксом» один из
сверхсекретных документов. В день его самоубийства застрелился заместитель
главы разведки ФРГ Хорст Вендланд, а в ближайшую неделю покончил с собой
заведующий отделом мобилизации боннского министерства экономики Ганс Шенк.
Между тем Маркус Вольф успешно продолжал «атаку на
секретарш». В 1967 году была осуждена Леонора Саттерлейн, секретарша
министерства иностранных дел, которая через своего мужа Хайнца передала КГБ
3500 различных секретных документов. Когда Леонора узнала, что Хайнц женился на
ней с единственной целью — завербовать ее, она покончила с собой в тюремной
камере. В 1970 году за аналогичную работу на Вольфа была арестована Ирена Шульц
из министерства по делам науки, а в 1973-м — Герда Шретер, работавшая в
посольстве ФРГ в Варшаве.
Маркус Вольф отошел от дел в 1987 году в чине
генерал-полковника. Как отмечает Олег Гордиевский, в последние годы
командования иноразведкой ГДР он основательно испортил отношения со своим
непосредственным начальником — министром госбезопасности Эрихом Мильке и с
самим Хонеккером. Сегодняшним идеализмом от этих ссор тогда и не пахло — Вольф
жаловался в московский центр на то, что Хонеккер «ограничивает разведывательное
сотрудничество ГДР с СССР». В январе того года корреспондент «Ичсайта» Джонс
Бернстайн писал, что неожиданный уход Вольфа частично объясняется его
размолвкой с Хонеккером, не пожелавшим плыть в фарватере горбачевских реформ.
Согласно версии советолога Авигдора Хейзелкорна, Вольф всю свою сознательную
жизнь был продуктом советской разведки и упрямо гнул ее линию.
«Новое русское слово», Александр Грант.
Глава 7
Вечером в назначенное время к небольшому пивному бару
«Померания» подъехало такси. Из него вышла Мария, сильно хлопнув дверцей. В
дальнем углу бара сидел Дронго. Женщина направилась прямо к нему. Она была в
темном плаще и черном берете, делавшем ее похожей на испанку или француженку.
Сев напротив него, она сложила руки на столике. На бледном
лице почти не было косметики. Под глазами виднелись темные пятна.
— Добрый вечер, — поздоровался Дронго, — у вас плохое
настроение?
— С чего вы взяли?
— Вы неважно выглядите.
— Просто устала. — Мария достала пачку сигарет, зажигалку.
Громко щелкнув ею, затянулась. Лишь после этого сняла берет, расстегнула плащ.
— Вы невежливый кавалер, — упрекнула Мария, — разве можно
говорить даме, что она плохо выглядит?
— Вы правы, простите.
— Ладно, считайте, что простила. У вас был разговор с
Хайнштоком?
— Вы же наверняка видели.
— Верно, но я не слышала, о чем вы говорили.
— О жизни, — усмехнулся Дронго, — о его и моей неустроенной
жизни.
— Почему вас так потянуло на лирику? — Она курила сигарету с
непонятной жадностью, втягивая в себя вместе с воздухом сигаретный дым.
Доставая платок, он опустил руку в карман своего плаща,
лежавшего на стуле. Автоматически проверил включение скэллера. Рука привычно
скользнула по металлическому покрытию аппарата. Дронго вытер лоб и положил
платок обратно в карман, поправляя плащ. Вчера вечером в отеле он уронил
скэллер на пол, и с левой стороны появилась небольшая царапина. К счастью,
аппарат не пострадал, разведчик проверил его в гостинице, попросив портье
принести в номер магнитофон. Скэллер исправно глушил все его разговоры в
радиусе двадцати метров. Он внимательно осмотрел аппарат, и лишь убедившись в
его функциональности, снова положил его на место. Но сегодня эта царапина
все-таки чувствовалась.
— Я вообще люблю лирику. — Он кивнул официанту, заказав два
стакана вина. — Мы должны встретиться с ним завтра утром, — весьма убедительно
соврал Дронго.
— Зачем? — Она спросила это безразличным тоном, затягиваясь
сигаретой. За темными стеклами очков почти не было видно ее глаз.
— Он хочет подумать до завтрашнего утра.
— Когда вы с ним должны увидеться?
— В десять часов утра, недалеко от его дома. — Впервые
Дронго подумал, как трудно обманывать, не видя выражения глаз собеседника.
Словно прочитав его мысли, Мария сняла очки, посмотрела на
него.
— У меня нет карты, но название улицы я запомнил.
— Покажите. — Она достала карту города.
Склонившись над картой, Дронго вдруг почувствовал тонкий
аромат духов.
— Вот здесь, — уверенно показал он заранее выбранное место.
Своя карта была у него в кармане пиджака.
Женщина долго молчала, рассматривая карту.
— Хорошо, — сказала она, не поднимая головы, — я буду в
соседнем доме. Если он откажется, действуйте по плану.
Официант принес горячее вино и две тарелки мягких рогаликов.
— Ваше здоровье. — Дронго поднял стакан.
— Ваше здоровье. — Мария взяла стакан, раздавив в пепельнице
окурок характерным жестом, т. е. смяв его почти пополам.
Он обратил внимание на этот жест еще в Таллине.
— Вы всегда курите «Мальборо»? — спросил Дронго.
— Да, хотя в России сейчас трудно что-то достать. Выручают
командировки и наши ребята. Я просто привыкла к этому виду сигарет.
— В каком отеле вы остановились?
— В частном пансионе, почти рядом с вашим отелем.
— Вы успеете утром доехать до его дома?
— Да, — кивнула Мария, снова надевая очки.
Дронго поднял стакан.
— За вашу дочь.
Она достала другую сигарету из пачки и неожиданно сломала
ее.
— Спасибо. — На этот раз женщина заметно волновалась.
Правила конспирации не разрешали агентам проводить вместе на
людях много времени. Сделав несколько глотков, Мария решительно проговорила:
— Вам пора, я уйду вслед за вами. Дронго встал и пошел к
стойке бара. Румяный, толстощекий бюргер, сидевший неподалеку, ласково
улыбнулся ему.
— Сколько я должен? — спросил Дронго по-английски у бармена.
— Двадцать семь марок, мистер, — получил он ответ на ломаном
английском.
