— Что, ж от этого ничего не меняется.
Через час с двумя похожими чемоданчиками, даже не
позавтракав, они садились в автомобиль.
Глава 16
Водитель, оказавшийся неразговорчивым пожилым голландцем,
повез их ко дворцу юстиции. Там ждала другая машина с тремя громилами. Мария
молча пересела туда. Дронго устроился рядом с ней.
Они ехали долго, в сторону лесных массивов, лежавших на
юго-востоке от бельгийской столицы. Никто в автомобиле не говорил. Слова были
не нужны.
Наконец они свернули на какую-то грунтовую дорогу и, проехав
немного, остановились. Громила, сидевший впереди, рядом с водителем, посмотрел
на Дронго, предложив выйти.
Мария, устроившись с левого края, смотрела в окно, даже не
повернувшись. Дронго вышел из машины. Они отошли метров на десять-пятнадцать.
— Олег Николаевич доложил о ваших возражениях в Москву, —
сказал молодой человек с характерно невыразительным лицом и пустыми глазами.
— Говорите, — не выдержал Дронго.
— Мы можем увезти ее подальше, спрятать где-нибудь, — кивнул
его собеседник. — Но труп все равно должен быть.
— Чей труп?
— Необязательно ее. Но в одежде и с документами Марии Грот.
Труп может быть изуродован до неузнаваемости.
— Вы сами иногда слушаете, что говорите?
Молодой человек обиделся.
— Между прочим, после этой операции нас троих отправят в
какой-нибудь поселок в Сибири, лет на пять-шесть, не меньше. В целях
обеспечения секретности. И мы не жалуемся, понимаем, что это необходимо.
Кстати, Олег Николаевич выехал за рубеж на встречу с вами в последний раз. Его
тоже больше не выпустят ни в одну страну. Нужно чем-то жертвовать, —
патетически закончил молодой человек.
— Дочь останется с ней? — спросил Дронго.
— Не знаю, думаю, что нет. Я вообще понятия не имел, что у
нее есть дети. Только ради вас Дмитрий Алексеевич согласился заменить Марию на
другого человека, чтобы не ставить под удар всю операцию.
— Где вы возьмете труп?
— Это уже не мое дело, — разозлился молодой человек. Его
лицо на мгновение даже обрело какую-то индивидуальность.
— Что будет дальше?
— Вы вернетесь в свой отель, который вы между тем поменяли
без разрешения руководства, и будете ждать. Если все пройдет благополучно, вас
арестуют через два-три дня по показаниям Эдит Либерман. Где будет спрятан труп
подставной «Марии Грот», мы вам сообщим. Там, конечно, найдут ваши отпечатки
пальцев или ваши следы, я не знаю всех деталей. Если на вас выйдут англичане
или французы, вам придется самому искать выход на ЦРУ. Когда вас совсем дожмут,
расскажите об убийстве «Марии». Ну, это вы знаете. В общем, все.
— Значит, вы даете мне твердые гарантии, что ее не убьют?
Молодой человек даже хмыкнул от удивления и возмущения.
— Как вам не стыдно, неужели вы думаете, что здесь
обманывают? В конце концов ее могли и ликвидировать. Она профессионал и должна
все сама понимать.
В этот момент раздался выстрел. Глухой и такой близкий.
Молодой человек испуганно замер, оглянулся, бросаясь к автомобилю.
— Что случилось? — закричал он дрожащим голосом.
— Она застрелилась, — виновато ответил водитель, вылезая из
машины. Другой держал обмякшее тело.
— Пистолет был у нее в кармане плаща, — сообщил второй.
Дронго окаменел. Мария сама решила, как ей поступить. Точно
израсходовав отпущенный ей лимит жизненных сил, она покончила с собой. Он вдруг
вспомнил девушку с косичками и подумал, как страшно ей было каждый раз стрелять
в живых людей. И увидеть труп своего мужа без головы тоже очень страшно. И
глаза убитых людей. «Она стреляла каждый раз в себя», — с горечью подумал
Дронго.
— Что вы наделали, — закричал молодой человек на своих
подчиненных, — вы что, не могли ее остановить? Какие идиоты!
Дронго подошел ближе. Мария Грот, или Ирина Кислицына,
лежала на сиденье. Глаза закрыты, словно она спала. Лицо было спокойным, даже
умиротворенным. Темные очки лежали рядом.
— Да, — жестко произнес Дронго, обращаясь к молодому
человеку, — теперь могут убрать и вас.
— А? Что? Что вы сказали?
— Вы же профессионал, — задыхаясь, с ненавистью произнес
Дронго, — должны все понимать.
На молодого человека было страшно смотреть.
— Да, да… — дрожащими руками застегивал он свой плащ, — я,
конечно, профессионал. Но вот так… Вот здесь… Почему…
«Как легко он рассуждал о чужой смерти, — подумал Дронго, —
и как ему теперь страшно. Бедная Ира, сколько она страдала. Наконец
отмучилась».
Он захлопнул дверцу автомобиля и уже без эмоций, спокойно,
сдерживая свои нервы, посоветовал:
— Не теряйте головы, мой дорогой коллега.
После чего зашагал в глубь лесного массива. Отойдя
достаточно далеко, он упал на землю и долго плакал, радуясь, что никто не видит
его.
Это были первые слезы за все годы его работы и потому
особенно горькие и злые. Он плакал, сокрушаясь о разбитых идеалах юности, о той
стране, в которой он вырос и которой более не существовало. Плакал, думая о
друзьях, которых он потерял за эти долгие тяжкие годы. Плакал, вспоминая танки,
вошедшие в его родной город, и раздавленных ими людей, несчастных детей,
оставшихся без родителей, и родителей, оставшихся без детей. Он плакал из-за
нелепо погибшей ленинградской девочки — Ирочки Кислицыной.
Глава 17
В «Евровиллидж» он вернулся поздно ночью, портье сообщил,
что ему звонили весь вечер. Дронго поднялся к себе в номер, отключил телефон и
лег спать.
Постель ему уже поменяли, и в комнате ничего не напоминало о
Марии Грот. Исчезли окурки ее сигарет и полупустая банка апельсинового сока,
стоявшая на столе. Словно такого человека никогда и не существовало.
Осталось только воспоминание о счастливой ленинградской
девушке со светлыми волосами, весело смеявшейся над его шутками.
Утром его разбудил портье. Извиняясь, он вручил ему срочную
телеграмму. Видимо, Олег Николаевич был в ярости, если решился на такой необычный
шаг. Дронго, дав сто франков портье, пошел спать снова. В телеграмме было
указано место встречи.
Ровно в два часа дня Дронго вышел из метро на станции
«Брокери». Напротив станции, справа, в небольшом уютном кафе его уже ждал сам
Олег Николаевич. Дронго перешел улицу и сел за его столик, поставив рядом свой
чемоданчик.
