— Их слишком много, Любарский, — закричал на всю улицу
Дронго, — слишком много.
Хуже всего, когда приходится действовать практически без
партнеров. Опасность совершить ошибку возрастает многократно с учетом ряда
изменчивых субъективных факторов, не всегда поддающихся спокойному анализу. В
этой операции Дронго приходилось бы опираться исключительно на свои
возможности. Остальные связные и агенты были отдельными штрихами и мазками
создаваемой им и его руководством широкой панорамы действий. И как нельзя
судить о достоинствах картины по одному штриху, так никто из тех, кто
встречался с Дронго, не должны были понимать основной замысел происходящего.
Глава 3
На Парк-авеню стояли в основном двухэтажные дома-особняки,
расположенные на расстоянии нескольких метров друг от друга. До половины
девятого Дронго добросовестно прогуливался по улице, рассматривая соседние
дома. После семи отовсюду начали выходить люди, опаздывающие на работу. Широкая
улица постепенно заполнялась автомобилями. Из дома Когановского никто не
выходил, и Дронго наконец решил позвонить. Ждать пришлось довольно долго.
Только через пять минут дверь открыл заспанный молодой человек, довольно
плотный, с рыжими беспорядочными волосами, в большом цветастом халате.
Дронго обратил внимание, что хозяин дома не воспользовался
связью, установленной у дома, а вышел открывать сам. Видимо, так рано
Когановского беспокоили редко.
— Что вам нужно? — грубо проворчал он.
— Господин Когановский? — В голосе Дронго было нечто такое,
от чего сон у хозяина дома испарился.
Всегда любопытно, как бывшие заключенные и опытные
рецидивисты мгновенно узнают работников милиции. Они их словно чуют в огромной
толпе прохожих. Что-то в голосе Дронго не понравилось Леве.
— Вы откуда? — спросил он, кашлянув.
— Разрешите войти, — очаровательно улыбнулся Дронго, чем еще
больше напугал Когановского.
— Да, да, конечно, входите, — засуетился тот, отступая в
глубь дома.
Дронго зашел в прихожую, аккуратно повесил пальто. Общее
расположение комнат полностью совпадало с подробным планом, данным ему
Любарским. Они прошли в огромную, загроможденную громоздкой мебелью и кричащими
картинками гостиную. На полу валялось несколько бутылок.
— Котик, — раздалось откуда-то сверху по-русски, — кто к нам
пришел?
— Это ко мне, — закричал Когановский, — не мешай нам.
Пожалуйста, сюда, — предложил он кресло гостю, сгребая бутылки ногой в кучу.
Гость сел, по-прежнему улыбаясь. Когановский заметно
нервничал.
— Вы ведь приехали к нам в страну совсем недавно? — начал
разговор Дронго.
— Да, — быстро кивнул хозяин дома.
— И уже успели отличиться. На вас много жалоб, господин
Когановский. А вы ведь даже не имеете еще Грин-карты.
— Какие жалобы? — попытался возмутиться Когановский. — Я
ничего не понимаю.
— Котик, — раздалось сверху, — я тебя жду.
— Замолчи, дура, — рявкнул Когановский. — Я ничего не
понимаю, кто на меня пожаловался?
По-английски он говорил плохо, с заметным акцентом.
— Ваша бурная деятельность вызывает у нас сомнения
относительно вашей способности быть образцовым американским гражданином. Я
думаю, у вас будут определенные сложности с получением Грин-карты.
— Почему? — расстроился Когановский. — Я не нарушил никаких
американских законов.
— Это вам только так кажется. Мы считаем, что у
правительства Соединенных Штатов есть все основания принять решение о вашей
депортации.
— Нет, — испугался Когановский, — только не это.
— Котик, — снова раздалось сверху, — что там случилось?
— Откуда у вас этот дом? — спросил Дронго. — Ведь вы,
кажется, получили наследство от своей двоюродной тетки. А на какие деньги вы
живете?
— Работаю в строительной компании, — быстро ответил Лева,
улыбаясь. Это была уже его стихия, знакомая по старым советским порядкам, —
скрывать собственные доходы. Но Дронго не дал ему долго радоваться.
— Вы всегда были таким жизнерадостным? — задал он неожиданный
вопрос.
— Да, — улыбнулся Лева, — всегда. Даже в тюрьме, в СССР.
Меня сажали за убеждения.
— Не лгите, — строго заметил Дронго, — вас сажали совсем за
другое. Кстати, где вы сидели?
— В Нальчике, это такой город на Северном Кавказе, — снова
испугался Лева. Теперь нужно ловить мерзавца.
— Это была колония строгого режима?
— Да.
— И вы попали в нее с той же комплекцией или вы поправились
после приезда в Америку?
— Почему? — обиделся Когановский. — Я всегда был таким.
— И любите женщин до сих пор?
— А что, это наказуемо по американским законам? —
окончательно осмелел ничего не подозревающий Когановский.
— Нет. Мне просто интересно. Каким образом вы сумели выжить
в колонии строгого режима? С вашей комплекцией и цветом кожи попадать в такие
заведения в бывшем Советском Союзе просто опасно. Вас вполне могли использовать
местные гомосексуалисты, которых так много в советских тюрьмах.
Дронго с удовольствием наблюдал, как с поросячьего лица
Когановского от злости и страха сходит краска. «Кажется, мои подозрения
обоснованны», — подумал Дронго.
— Просто удивительно, почему они оставили вас без внимания,
— продолжал издеваться гость.
Лева молча скрипнул зубами.
— А вы знаете, я, кажется, догадываюсь почему, — вдруг
сказал Дронго.
Когановский побледнел еще больше, на лбу выступили капельки
пота.
— Вы ведь были агентом местной администрации. Их человеком в
колонии, и поэтому вас не трогали. Я прав?
— Нет, — выдавил Когановский, отводя глаза.
— Вам не стыдно врать? Ведь вы сотрудничали с органами
милиции, иначе бы вас не выпустили из СССР.
— Не правда, — закричал Когановский. Со второго этажа начала
спускаться девушка лет двадцати, в белом банном халате.
— Что случилось? — испуганно спросила она уже по-английски.
— Убирайся к чертовой матери, — заорал на нее хозяин дома.
Испуганная девушка поспешила скрыться в спальне.
— В общем, так, — встал Дронго, — я с вами не прощаюсь. Но
хочу предупредить — бросайте вымогательство. Сегодня вы встречаетесь с
уважаемым человеком, Семеном Бетельманом…
