А пусть привыкают к гулящей жизни.
Тьфу.
В остальном – рутина.
К обеду народа почти и не осталось. Но порядок есть порядок, Ирина стояла, медитировала у рамки. Вроде пока было без происшествий?
А это что? Чутье аж взвыло.
Ирина насторожилась. К рамке приближалась целая веселая компания студентов, человек шесть. Вполне русского вида, с гамбургерами и газировкой в руках, веселые, довольные… Но почему так тревожно?
Что случилось?
Ирина прищурилась. Рамка не пищит.
На одного, на второго, запищала на третьего, тот оставил сумку, но рамка продолжала пищать…
Под плащом была целая куча металлических цепочек.
– Снимать? У меня еще пирсинг есть…
Только вот чутье работало не на него. На следующего.
Ирина посмотрела на напарника, тот осматривал парня в цепях, и следующий попробовал проскользнуть. Тоже цепочки, тоже писк…
– Стоять, – резко скомандовала Ирина.
– Мы, пожалуй, пойдем, – среагировала компания.
– Стоять, – добавил металла в голосе старший. Он еще не понял, что произошло, но… – Руки подняли! Не дергаемся!
– Тикаем!! – завопил один из ребят и попробовал удрать. Не получилось.
Нога, что ли, неудачно подвернулась… Парень споткнулся и тяжело шлепнулся на асфальт, а на него, секундой позже, упал и следующий.
Ирина скрипнула зубами.
Да, и так бывает. И вовсе она не желала им ноги переломать, честно-честно. Вслух – не желала.
Вот как с таким жить? Это ж и с соседкой не поругаешься! Кошмар!
Через два часа Иван Петрович позвонил Ирине на сотовый.
– Алексеева, премия тебя не минует.
– Что случилось?
– Вам спасибо, не случилось.
– Так что?
– Эти сопляки хотели взрывпакеты побросать в толпу.
Ирина выразилась непечатно. Ага, в нашей обстановке, когда все нервничают, переживают…
Взрывпакеты?
А если бы паника началась? Истерика? Сколько людей пострадало бы от взрывпакетов?
Мало. Но от паникующей толпы… А там и дети, и старики… ёпт! Ур-роды малолетние! Дегенераты!
– Они хоть соображают, что могло случиться?
– Не соображают они. Нечем там!
С этим Ирина была полностью согласна. Но…
– Рамка не сработала бы?
– Ты сама видела, цепями эти бараны так обвешались, что могли и проскочить.
Ирина согласно кивнула.
– Повезло, одним словом.
– Так что смотри дальше в оба, – напутствовали Ирину и повесили трубку.
Так Ирина и собиралась сделать.
Вечером ее сменили. И домой она решила отправиться по набережной.
Если пройти метров триста, потом подняться по старой, еще дореволюционной лестнице, а потом еще метров пятьсот уже по улице – вот оно и будет общежитие. Почему бы и не пройтись?
Гулять и участвовать в развлечениях Ирине решительно не хотелось, но размять ноги, купить себе мороженое и сгрызть, сидя на скамеечке и глядя на реку… Такие невинные радости.
Несколько минут, в которые можно никуда не торопиться, ни о чем не думать, не волноваться, не гнаться ни за кем и ни за чем. Минуты, в которые можно побыть счастливой.
Это не то счастье? Не деньги, не власть, не слава?
Ну и что. Пять минут – но ее.
Так Ирина и поступила.
По случаю праздника мороженое было даже вкусным. Ирина прикупила порцию мягкого мороженого, к которому была неравнодушна с детства, и направилась к лестнице, медленно слизывая языком вкусняшку.
Форма успешно превращала ее в невидимку. Парни не стремились знакомиться с девушкой при исполнении, и ее это устраивало.
Доносилась издалека музыка, шелестел ветер, тянуло с реки таким привычным запахом… Река-то одно название, но все равно приятно.
По дороге, переваливаясь, прошел наглый откормленный селезень. Ирина слизнула остатки мороженого из рожка и бросила ему вафлю. Птиц подумал минуту, а потом ухватил подношение в клюв, и с таким видом, словно делает женщине громадное одолжение, удалился к реке.
Вот и лестница.
Старая, из желтых каменных плит, она была построена еще при царе, и потому успешно сопротивлялась времени. Но популярностью это место все равно не пользовалось. Неподалеку проходил канализационный коллектор, пахло в воздухе далеко не розами, и пары здесь уединяться не стремились. Неромантично.
Ирина повернула от реки к лестнице.
Звук был… странным.
С таким звуком челюсти громадной собаки перемалывают кость. Только Ирина поняла это не сразу, не ожидала она ничего подобного, вот и не идентифицировала его сразу.
А потом обругала себя дурой и сделала шаг за лестницу.
Набережная туда уже не продолжалась. Там начиналась трава, тропинки, кусты, и днем там легко можно было подвернуть ногу. А уж в сумерках…
На Ирину блеснула пара алых глаз. Она застыла на месте.
Оно было не слишком крупным… где-то по пояс ей, в холке.
Серая шерсть, алые глаза, алая пасть… Пасть просто в крови…
И трава. И тело на траве…
Ирина не завизжала. Рефлексы оказались сильнее истерики, пальцы судорожно рванули кобуру, но прежде чем она успела что-то сделать, тварь прыгнула.
Как показалось Ирине – злорадно оскалившись и метя прямо ей в лицо.
Ирина даже закричать не успела – над ней пролетело второе серое тело, врезалось в тварь, и два комка шерсти покатились по траве.
Застежка кобуры наконец поддалась, но в кого тут стрелять? Две твари сцепились так, что поди, разберись… Лязгающий клыками, рычащий и, кажется даже, зло шипящий клубок прокатился по набережной – и рухнул в реку.
– Твою мать!
Ирина выразилась чуть покрепче, но…
Пистолет уютно лежал в ладони, даруя хоть какую-то уверенность в себе. Девушка бросилась к воде, но опоздала. Одна из тварей уплывала по течению, а вторая ее преследовать не собиралась. Выбиралась на берег, светя на Ирину желтыми глазами.
Встряхнулась, и… стала меняться.
– Мать твою!
А что тут можно было еще сказать, если на глазах у Ирины происходило преображение?
Расплывалась серым туманом шерсть, менялись очертания тела, искажалась морда… И вот уже перед ней стоит на четвереньках старый знакомый. Только без рясы. Даже без трусов и резинки на хвосте.
Кирилл поднял голову, посмотрел ей прямо в глаза.
