Ирина уже говорила, что форма – лучшее платье?
Вот!
Не будь она в форме, нарвалась бы на громкий и безобразный скандал. Порода людей такая, которая считает, что можно все решить криком. И ведь срабатывает.
Интеллигенты стараются с такими не связываться, нормальные люди тоже, а хамы… Хамы без затей дают крикуну в ухо или в нос. Увы, Ирина этого сделать не могла, она при исполнении. А хотелось, хотелось…
Надежда Гавриловна, так звали толстую тетку, и ее дочка по имени Людмила жили в этой коммуналке вот уже лет тридцать. Или сорок?
Давно…
Как Наденька замуж вышла и пришла к супругу в эту комнату… Муж спился и умер, зато дочка хорошая…
Ирина оглядела крысоподобную девицу, подумала, что зря оскорбляет крыс, и не стала комментировать это утверждение.
Светка?
Да, жила она уже тут, контра старая, жаль, не сталинские времена, а то б ее быстро в Сибирь законопатили! Там ей и место, контре!
Ирина слушала внимательно.
Главным недостатком соседки оказался ее ум. Она совершенно не хотела заключать с соседками никаких сделок. А как хорошо было бы! Договор ренты или просто завещание…
Светлана Сигизмундовна, хоть и была совершенно одинокой, твердо высказывалась, что найдет, кому имущество пристроить. Но соседки его точно не получат. Ни за что!
С этим было сложно спорить. Ирина не сомневалась, что стоит пожилой даме завещать свое имущество соседкам, и с ней точно что-то да случится. К примеру, падение с балкона. Или отравление крысиным ядом. И доказывай потом…
Не хочешь по-хорошему, получишь по-плохому, решили дамы. И развязали войну.
Соль в супе, керосин в шампуне… Мелкие коммунальные гадости? Да. Но… те, кто с этим не столкнулись, не могут оценить всего масштаба проблемы. Ирина могла. Бабушка рассказывала. И сейчас ей откровенно было жалко пожилую женщину, которая оказалась с этими гиенами в одной квартире. Вот на кого и порчу наслать не грех…
Так!
Молчать, внутренний голос! Молчать! А то докатимся до такого, что и сказать страшно будет. Ты, дорогуша, участковый, а не судья, вот и успокойся. Нечего себе чужие функции присваивать.
Но дамы решительно отрицали, что что-то брали из комнаты соседки. А зачем? Что там есть-то? Барахло старое? Да кому оно надо! Тут приплатишь, чтобы на помойку-то вывезли, еще и потратишься…
И ведь не лгали.
– Что тут происходит?! Что с Витенькой?
Так Ирина интерпретировала вопль, с которым на кухню влетела потрепанная жизнью женщина лет пятидесяти… Хотя нет. Ей меньше, просто жизнь тяжелая. Отсюда и потрепанный вид, и крашенные хной волосы, и морщины на лице, в которых некрасиво скаталась косметика. И одежда дешевая, ну, тут важно не что, а как носить. А майку-размахайку в цветочек явно не надо надевать с полосатой юбкой-разлетайкой. Выглядеть будешь жутковато.
– Успокойся, Кать, не сдох твой ненаглядный, просто нажрался и спать завалился.
Матом густо были пересыпаны оба предложения. Как же без слов-связок? Катя высказалась в том смысле, что имела в виду всех присутствующих. И только потом обратила внимание на Ирину. И на форменный китель.
– Ой…
– Гражданка…
– Савина…
– Мы можем с вами потом поговорить? Минут через двадцать?
– Да, конечно…
Катерина ретировалась с кухни и, судя по шуму, принялась затаскивать в комнату своего Витеньку.
Ирина продолжила допрос.
Увы… Результата не было.
Ирина могла поклясться чем угодно, никто из присутствующих в квартире не брал это распятие. Могли бы, но не брали.
Разве что с Витей не поговорила, но с ним еще пару дней не поговоришь. Да нет, что вы, он не пьет, так, после смены расслабляется. Тяжко на мусорке работать… Зато хозяин хороший, все в дом, все в семью… Таз, вот, принес хороший, мебель нашел, стул, стол…
Ирине захотелось облиться мирамистином. Или хлоргексидином. Утопиться в нем по уши и неделю не вылезать.
Но кто-то же взял это распятие?
Как не хотелось Ирине удрать из жуткой коммуналки, она продолжала беседовать с тетками. И…
Никого моя Милочка не водит…
Только тут Ирина сообразила. И выругала себя…
Ладно, исправиться еще не поздно!
Сложнее было поговорить с Милочкой наедине. Да так, чтобы ее мамаша не подслушивала.
Пришлось выставить любящую мать из кухни, а самим отойти к окну. И уже там, тихо-тихо…
– Мила, как зовут вашего парня?
– Нет у меня никакого…
– Мила, я ведь могу вернуть сюда вашу мать. И остальных соседей в подъезде опросить. Будет намного хуже. А так я обещаю хранить вашу тайну.
– Карим.
– И где вы с ним познакомились?
– На стройке…
Милочка работала медсестрой в больнице. Все бы хорошо, но знакомиться с ней почему-то никто не хотел. Оно и понятно, зарплата маленькая, денег нет, ухаживать за собой некогда, вот были б у нее деньги…
Ушлый узбек ремонтировал что-то в хирургическом корпусе. Там, наверное, и приметил Милу. И пошел на штурм.
Крепость обладала увесистым передом и объемистым задом, крысиным личиком и мерзким характером, но разве это имеет значение рядом с главным?
Пропиской и гражданством? Мила могла это обеспечить, что еще нужно?
Мама?
Ну… рано или поздно она поймет. И для начала Карим предложил подлизаться к потенциальной теще. А именно – сделать в комнатушке ремонт. Хотя бы по мелочам. Чтобы ручки не болтались на одном гвозде, петли не скрипели, проводка не искрила, розетки не вылетали из стен – те бытовые мелочи, которые отравляют жизнь большинству хозяек.
Милочка согласилась с восторгом. И привела узбека в свою комнату. Раз, второй…
Оставался ли он здесь один?
Да, было… у него гвозди кончились, а нужны были именно какие-то… шестидесятка? Сороковка? Мила не помнила, но они точно были нужны. И Милочка помчалась к соседу.
Гвозди она получила, но это ж было недолго!
Ирина подумала пару минут и потребовала телефон Карима. Посмотрим, поспрашиваем. Милочка скрипнула зубами, но телефон дала. Лучше так, чем с мамой…
Перед уходом Ирина зашла к Светлане Сигизмундовне и, потратив полчаса, уговорила пожилую женщину написать заявление о краже. Пусть будет.
Хватит с нее любой самодеятельности. Как известно, лучше всего твой тыл прикрывает не верный друг, а правильно оформленная бумага. Или хотя бы друг – с бумагой.
Общежитие для рабочих.
