Это она и объясняла через час, сидя за богато накрытым столом.
– …ей ребенка хотелось. А бабка против была, утопиться-то девчонка утопилась, а вот желание осталось. Ну и принялась детей воровать, а вам куколок оставляла, вроде как замену.
– Вот оно что, – кивнул Кирилл. Остальные слушали Иринин рассказ, как кошмарную сказку. Понятное дело, и не забудут, и детям передадут, но…
Не слишком-то и приятно о таком слушать. Страшно даже.
– Куколок она с девочками связывала. Жива девочка – цела куколка. Потому я ничего и увидеть не могла, они ж по домам лежали, да в укромных местах, где потемнее, да мавка следы путала… Вот и пришлось выманивать. Если бы я вред куклам причинила, девочки бы тоже умерли. Но и так хорошо получилось, мавка почуяла, что я на ее покушаюсь, и пришла. Дальше – дело техники.
– Совсем она… того? – спросила Наташа.
– Совсем. Безвозвратно.
– Это хорошо. А с девочками что теперь?
– А что с ними не так будет? Все в порядке. Сутки проспят, а потом и не вспомнят ничего, – Ирина пожала плечами. – Только вы их потом обязательно в церковь сводите, святой водой, что ли, облейте, и пусть крестики носят. Да не один, а штуки четыре-пять. Браслетики там, фенечки… Лишь бы символика была та самая. Я знаю, там много чего такого продается…
Судя по лицам родных – в церковных лавках всю символику скупят. На корню.
Кирилл хмыкнул.
– Ведьма, которая посылает в церковь.
– Иногда самое простое – самое верное. Нет здесь жриц и жрецов, чтобы все обряды по правилам провести, – отмахнулась Ирина. – Пусть их Распятый бережет, его паства, ему и стараться. Да и не любит нечисть вашу веру, сам видишь.
– Ну, соль тоже не любит.
– А… пока не забыла.
Ирина разделила остатки соли с травами на четыре части и рассыпала по пакетикам.
– Положить в постель. В подушки зашить, или еще как… Понятно?
Пакетики исчезли со стола. Всем все было понятно. И Ирина, дожевав картошку со шкварками, поднялась со стула.
– Кирилл, ты меня отвезешь Никифоровну навестить?
– Отвезу. А то ж…
– Тогда поехали.
Просто так уехать не удалось.
Благодарные родители умудрились так забить машину разной сельхозпродукцией (деньги никто давать и не пытался, понимали кое-что), что «хонда» жалобно пищала и оседала пузом в грязь.
Кирилл медленно рулил по главной улице.
– Это было… зрелищно.
– Все видели? И… эту?
– Видели. И слышали, – кивнул оборотень, – но молчать будут, деревня, сама понимаешь…
Ирина кивнула.
Она в деревне выросла, поэтому как раз понимала. Это кому другому пришлось бы объяснять. А деревенские… Тут и знаний сохранилось больше, и многое еще живо по разным углам.
Не всякому, правда, откроется, тут пожить надо, и не просто так, своим стать, чтобы тебе доверяли. Можно купить дом в деревне, но врасти – не получится.
– Не хотелось бы увидеть все это на ютубе.
– Дураки здесь живут, что ли? Если кто и решился бы на такие глупости, живым бы не ушел. Его бы родители на клочья порвали, прямо на месте.
Ирина хмыкнула.
– Ладно. Все хорошо, что хорошо кончается.
– Чем тебе грозило сцепиться с этой тварью?
Ирина помолчала пару минут.
– Если бы она одолела – могла бы убить. Или просто удрать, зависит от того, насколько сильно я бы ее потрепала. Кстати, спасибо тебе. Я все-таки себя переоценила.
– А откуда ты вообще о таких тварях знаешь?
Ирина помолчала пару минут. Говорить правду не хотелось, лгать – тоже, пришлось выбрать нечто среднее.
– Я тоже в деревне выросла.
Понимай, как хочешь. То ли там уже сталкивалась, то ли рассказал кто…
– Для девочек точно последствий не будет?
– Не должно. Разве что сны будут какое-то время. Но соль с травами – оберег хороший. Особенно если нашептать кое-что.
– И когда ты успела?
– Соль дома нашептывала, травы потом добавила. Плохо, что они аптечные, столько силы в них не было, сколько нужно.
– Да уж спасибо, хоть что-то было. А соль откуда, если не секрет?
– Ничуть. Люся капусту квасила, вот и осталось.
Кирилл фыркнул и притормозил.
– Ну что – приехали?
Ирина кивнула. Приехали, она и так это могла сказать. От дома, рядом с которым они стояли, явственно тянуло затхлостью, плесенью, тиной и ряской.
– Она сюда приходила.
Кирилл хмыкнул и полез из машины.
Долго звать и стучать не пришлось. Высокая крепкая старуха выглянула из дома почти сразу же. Вгляделась в гостей, прищурилась.
– Ишь ты. Сто лет таких не видывала.
– А вам ста лет и нет, – не стала церемониться Ирина. – Шестьдесят – да, и то не полных.
Женщина хмыкнула. Иронично так.
– А ты и того можешь не прожить. Сама понимаешь…
– Понимаю, – вновь не стала спорить Ирина. – Что вы над внучкой видели? Ведь не просто так уговаривали на аборт?
Никифоровна поникла.
– Нет, не просто так. Сама видишь, дар у меня такой. Видеть – вижу, а больше ничего и не могу. Да и то, вижу через два раза на третий, когда накрывает. Вот прабабка, говорят, сильной ведьмой была, а нам не передалось.
– Выродились – или не захотели? – уточнила Ирина.
– Выродились, – махнула рукой Никифоровна. – Сама понимаешь, дать-то любой можно, но не всякая ту ношу снесет. А безумная ведьма – смерть.
Ирина понимала. Даже ей сейчас было тяжко. Вот это сочетание власти – и дозволенности… Ведь не верит никто в ведьм, так что можно творить что угодно, никто и не остановит. А натворить можно многое…
Страшно?
Очень. А как остаться человеком? Хотя бы удержаться на этой тонкой грани? Недаром ведьмы в сказках или феи – или колдуньи. Добрые или злые. Либо пугаются и бросаются творить только добрые дела, чтобы не дай бог, не замараться, либо не пугаются и живут в свое удовольствие. Конец, впрочем, все равно один.
Костер.
– У вашей внучки способностей не было…
– Способностей не было, кровь была. Вот и вышло, как вышло…
– А ее ребенок?
– Он бы уродом родился. Как животное, ел бы да спал и под себя гадил. Я-то видела…
– И сказали ей об этом.
– Ну да. А эта дуреха уперлась, даже если ребенок такой будет, она его все равно любить станет… Себя бы приговорила и свою жизнь.
