Я кивнула, возвращаясь к еде.
– Он был одним из полицейских, кто нашел меня, когда папа пропал.
Спустя пару минут я добавила:
– Они звонили мне. Помнишь, лаборатория в Рино? Они звонили. Пришли результаты.
Уилсон отложил приборы и уставился на меня в ожидании продолжения.
– Они хотят, чтобы я приехала. Сказали, ДНК совпали. Они отдадут мне все материалы. Уже две недели прошло. Половина меня хочет прямо сейчас сесть в машину и ехать в Рино. Любое ожидание кажется невыносимым. Но другая половина спрашивает, как же Джимми? И она ничего знать не хочет. У меня всю жизнь был только он, и я не хочу отказываться от него. Не хочу знать ничего, что может изменить мое мнение о нем, о нас с ним.
Я подумала о том, как добрый жест по отношению к голодной девочке определил судьбу Джимми Экохока, и как карма заставила его расплатиться за это сочувствие. Всего одно действие, а отчаявшаяся мать уже увидела решение, и Джимми оказался ответственным за ребенка еще более одинокого, чем он сам.
– А что, если правда окажется очень неприглядной… даже страшной? Как ты знаешь, в моей жизни этого и так было слишком много. И будет больно. Мир снова разлетится на куски, от этого я тоже очень устала. Что за женщина может поступить так, как она? Что за мать? Бо`льшая часть меня не хочет знать ни кто она, ни что-либо о ней.
Мои слова повисли в тишине, как граффити на стенах, огромные и кричащие, разрушив царившее между нами умиротворение. Уилсон отложил вилку и подпер голову рукой.
– Считаешь, что пора с этим покончить? – Те же слова, что и в самом начале, а ситуация совсем другая.
– Покончить с чем? – Моя реплика.
– С этими недомолвками, – повторил он, глядя мне в глаза.
Я знала, что он имел в виду и без слов.
– Нам всего-то нужна пара дней. У меня остались отгулы, а Беверли поймет.
– И что мы будем делать?
– Искать твою мать. И искать Блу.
Глава двадцать седьмая
Лед
В этот раз мы летели самолетом. Больше никаких восьмичасовых переездов. Сейчас я уже не была беременна, а значит, и никаких запретов доктора на полеты. Уилсон сказал, что на машине мы бы ехали очень долго, и смысла мучить себя не было. Похоже, ему даже больше меня хотелось поскорее все узнать. А меня то пробирала дрожь от нетерпения, то подташнивало.
Мы позвонили в лабораторию и детективу Муди, сообщили, что едем. К моему удивлению, он предложил встретить нас в аэропорту. Не думаю, что это стандартная процедура, что я ему и сказала. Он помолчал, а потом ответил изменившимся тоном:
– Знаете, по моему направлению так мало историй со счастливым концом. Многие страдают, многие пропадают… и мы их так и не находим. Так что для меня это очень важно. Весь департамент стоит на ушах. Начальник сказал, что эта история вызвала большой резонанс, у нас есть связи в «Рино Ревью», и они ждут не дождутся интервью. Вы сами решите, захотите общаться с ними или нет. Я позвонил детективу Боулсу – профессиональная этика, – сказал ему о результатах. Он тоже очень взволнован.
Он был так искренне воодушевлен, что я не стала его разочаровывать, хотя точно знала, что не буду общаться ни с какими репортерами. Как ребенок, получивший долгожданный подарок, я не хотела узнать правду о себе и тут же передать ее другим, как самую обычную, не особо ценную вещь. Мне нужно было самой принять это, а потом уже делиться с кем-то. Принять, понять, изучить все, что узнаю. И может, когда-нибудь, когда раны затянутся, когда это перестанет быть чем-то таким непривычным, я пойму не только как все было, но и почему… возможно, тогда мне захочется об этом рассказать. Но не сейчас.
В Лас-Вегасе уже пахло весной, но в Рино было холодно. Мы с Уилсоном съежились в куртках, совсем не готовые к налетевшему на нас по-зимнему холодному ветру, как только мы вышли из арендованной машины. От полицейского сопровождения мы отказались, решив, что хоть и не собираемся тут надолго оставаться, отдельная машина не помешает. Совсем скоро все станет ясно. Безо всяких расследований и поисков. Мне покажут мою жизнь, мою историю как сценарий к фильму, с местами преступлений и описанием персонажей. Все казалось нереальным, как если бы это действительно был сценарий. По крайней мере до тех пор, пока мы не приехали в полицейский участок. И тут будто кто-то скомандовал «мотор», а своей роли я не знала. Меня охватил страх, страх перед сценой, незнакомой аудиторией, перед дублями, о которых я не знала и потому даже не могла подготовиться. И, помимо всего прочего, я не хотела, чтобы Уилсон опять видел меня в таком неприглядном свете, героиней с трагичной, местами жестокой и угнетающей историей.
– Ты готова, Блу?
– Нет. Нет! Да, – прошептала я. Это было ложью, но другого выхода я не видела. И все равно не могла пошевелиться. Уилсон вышел из машины, обошел ее и распахнул передо мной дверь, предлагая руку. Когда я ее не приняла, он наклонился и внимательно на меня посмотрел.
– Блу?
– Я не хочу, чтобы ты заходил внутрь. Ты слишком много знаешь!
Он поцеловал меня в лоб.
– Да, у меня уже пара сотен фактов в списке. Я думал, мы это обсуждали… и не так давно, вообще-то.
– А что, если они нам расскажут что-то, и ты передумаешь?
– Что такого они могут сказать, что изменит мои чувства к тебе? Тебе было всего два года, когда мама тебя оставила. Думаешь, мы узнаем, что ты была малышом-наркоторговцем? Самым юным в мире? Или, может, убийцей? Или… о нет! Мальчиком. Может, ты на самом деле мальчик. К этому будет сложновато привыкнуть, это да.
Смех вырвался золотистым облачком, и я постаралась запомнить, уцепиться за это яркое мерцание, которое я чувствовала благодаря Уилсону. Я уткнулась ему в грудь, вдыхая его аромат. Поддержка, легкая подначка и надежда, вот чем он пах сейчас для меня.
– Блу. Что бы там ни было, я только сильнее полюблю тебя. Ты права. Я знаю слишком много. И именно поэтому никто не может сказать ничего такого, что заставит меня сомневаться в том, что я к тебе чувствую.
– Хорошо, – прошептала я и коснулась губами его шеи, там, где заканчивалась куртка. Он вздрогнул и обнял меня.
– Хорошо, – повторил он с улыбкой. – Пойдем.
Меня познакомили с сержантом Мартинесом, он расследовал это дело восемнадцать лет назад вместе с другими полицейскими, но сразу после представления они как-то растворились в обстановке. Там была и Хейди Морган из государственной криминалистической лаборатории, она вместе с сержантом Мартинесом и детективом Муди провели нас в комнату, где на столе лежала большая пухлая папка. Мы все сели вокруг нее, и Хейди Морган положила рядом также и свои документы. Так все и началось, просто, без торжественных речей и собраний.
Начала Хейди с объяснения разницы между ДНК и ДНК-маркерами. Показала мне таблицу, где сравнивалась моя ДНК с ДНК той женщины, моей матери. Что-то из объяснений было мне уже знакомо еще по первой встрече, когда они только брали у меня образец ДНК, а теперь у них были результаты.
