Подтверждение этому объяснению влияния густоты населения на преступность мы находим и в уголовной статистике: преступность обыкновенно стоит выше там, где гуще население. Так, например, в Саксен-Мейнингенском герцогстве в 1893–97 гг. преступность была выше в округах, где на 1 кв. килом. и на жилое помещение приходилось больше жителей
[317].
Совершенно такое же явление установлено в Мадриде наблюдениями de Quiros и Aguilaniedo. Из 8 кварталов Мадрида три населены беднотой; здесь насчитывается 152.124 жителя, т. е. 2/5 населения всего города. В то время, как в 5 более достаточных кварталах приходится в среднем 38 жителей на дом, в трех бедных кварталах их насчитывается от 52 до 55, и в то же время на эти же кварталы выпадает наибольшее число внебрачных рождений, преступлений и пьянства. За 1895–97 гг. 76.913 человек из этих кварталов появились перед городскими судьями Мадрида.
Приведенные до сих пор цифры относились к общей преступности, без разделения ее на ее типичные формы: преступления против собственности, личности и общественного порядка. В таблицах Schnetzler’a мы находим ответы и на эти интересные вопросы. Так, например, драки распределялись по кварталам следующим образом:
Итак, в квартале С, одном из самых скверных по своим гигиеническим условиям, занимающем предпоследнее место по количеству воздуха, приходящегося на человека, совершается столько же драк, сколько в восьми вместе взятых кварталах, в которых приходится более всего воздуха на каждого жильца (A, N, V, E, J, F, X, Y).
Также распределяются проступки, вызванные столкновениями с полицией: сопротивление, оскорбление и угрозы агентам полиции и нарушение общественной тишины. Кварталы с дурными жилищами занимают подряд девять первых мест по числу этих нарушений, и в то время, когда обитатели душных, грязных квартир дерутся друг с другом, нарушают общественную тишину уличными скандалами и сталкиваются с полицейскими агентами, жильцы более достаточных кварталов живут почти без всякого риска быт поколоченными и без всяких неприятностей с полицией. Нарушение общественной тишины, конечно, легче совершить тому, кто вырос не в тишине спокойной детской, но среди несмолкаемого шума переполненной квартиры, среди постоянных раздоров жильцов, кто не может вполне понимать и ценить значение тишины, так как не знает ее. Правда, нарушения общественной тишины совершаются чаще всего лицами, находящимися в состоянии опьянения, но и в этих случаях влияние жилища является иногда косвенной причиной: глубоко правы многочисленные сторонники того взгляда, что дурные жилища влияют на развитие алкоголизма. Не трудно нарисовать себе картину возвращения к себе домой рабочих в их квартиры без света и воздуха, тесные и грязные. Что же удивительного, что они бегут отсюда в трактир, ресторан, кафе, где чисто, так много свету и весело, особенно за стаканом вина
[318].
Изучению влияния дурных жилищ на проституцию посчастливилось более, чем вопросу о влиянии жилищ на преступность: лишь редкие исследователи (и в числе их Ломброзо) проходят молчанием или суживают значение здесь социальных условий вообще и громадного значения жилищ в частности. При современном состоянии жилищ их влияние на рост проституции неизбежно и вполне понятно. Так при обследовании жилищных условий городского населения повсеместно и часто были обнаруживаемы не только случаи, когда койки и кровати девушек находились бок о бок с кроватями мужчин, но были констатируемы случаи в роде следующих: «две девушки и взрослый мальчик спят на одной кровати» или «15-летняя девушка спит вместе с отцом на одной койке» и т. д.
[319]. Бывают, и не только в виде исключения, случаи, когда проститутки живут в общей с другими жильцами комнате, a дети и девушки являются невольными свидетелями картин, развращающих и ум и душу. При таких условиях жизни легче пасть, чем устоять.
Дурное состояние квартир бедного люда — явление повсеместное; бедные классы всех народов одинаково страдают от этого зла, но больше и хуже в больших промышленных центрах и особенно в т. н. рабочих кварталах этих центров. Так, в Париже, по анкете 1890 г. было обнаружено, что из 19284 семей рабочих–9364 семьи жили каждая в одной комнате и из них 2186 семьи в мансардах и 200 в подвалах. В 1511 семьях было более пяти человек, помещавшихся в одной комнате
[320]. Рабочие квартиры в Париже, по словам исследователя, не достойны цивилизованного населения столицы Франции. Bertillon в своей прекрасной работе по сравнительной статистике перенаселения квартир в столицах нашел, что 331976 парижан, т. е. 14 % населения Парижа жили в переполненных квартирах
[321].
В Брюсселе, по заключению проф. Denis, только пятая часть рабочего населения живет в удовлетворительных квартирах, не смотря на то, что этот город еще в 1843 г., первый из бельгийских городов, подробно обследовал жилищные условия бедноты, и с тех пор этот вопрос не переставал занимать, если не городское самоуправление, то лучших его представителей. Внесению в 1889 г. в палату депутатов проекта о рабочих жилищах предшествовало изучение квартирного вопроса и комиссия пришла к убеждению, что сотни тысяч квартир должны быть рассматриваемы, как абсолютно нездоровые
[322]. В чрезвычайно печальном положении находится квартирный вопрос в Италии. Известный итальянский криминалист Ферриани вздумал сам заглянуть в жилища бедняков. Он нашел, что жилища бедного люда являются нарушением элементарных требований гигиены, нравственности и человечности. Гигиена, нравственность и человечность безнаказанно попираются здесь домовладельцами. Во время своего обхода квартир он видел картины глубокой нищеты, эхом отзывающейся так часто в камерах мировых судей, «картины, так надрывающие сердце, что их передача покажется многим плодом фантазии». Автор замечает: «я говорю — жилые дома, a на самом деле такое название часто никак нельзя применить к грязным конурам, в которых богач не позволит пробыть своей собаке и часу. Никогда не исчезнут из моей памяти эти картины, и я понимаю, что эти жилища необходимо должны быть очагом телесных и душевных болезней самого скверного свойства и, прежде всего, проституции»
[323].
