То обстоятельство, что волнения часто разрастались в Бельгии и Франции, хотя эти государства стали богаче, чем прежде, не опровергает, по мнению Колаянни, его основного положения о значении экономических условий, т. к. важно не количество богатства в стране, но его распределение, Придавая такое большое значение бедности, как фактору мятежей, волнений и революций, Колаянни полагает, что слишком тяжкая и долгая нищета делает человека бессильным, убиваете в нем энергию, приспособляет его к низшей среде. В данном случае Колаянни сошелся во взглядах с Ломброзо и Лаши, которые высказывают ту же самую мысль и подтверждают ее ссылками на более частые волнения в средние века в городах, организовавшихся в общины, чем в феодальных владениях, где народ страдал от тягостей страшной бедности; из 46 городов голода в Неаполе только шесть раз было совпадение голода и мятежей, но там же не было волнений во время голода 1182 года и в следующие за ним пять голодные годы, когда люди едва находили, в траве полей, чем кормиться. В Индии в страшные голодовки 1865–66 г. г., когда некоторые местности потеряли 25–35 % населения, не было восстаний
[364].
К сожалению, вопрос о влиянии бедности и голодной нужды на мятежи и другие преступления против власти и установленного в стране порядка правления совершенно не разработан в уголовной литературе. Цитированный выше труд Ломброзо и Лаши вместе с работой Колаянни являются единственными, выясняющими причины политических преступлений. Но Ломброзо слишком мало уделил внимания рассмотрению экономических факторов, a Колаянни почти совсем не представил доказательств своих положений. Впрочем, что касается доказательств, то в данном случае ими не могут быть те статистические данные, которыми Колаянни и мы до сих пор пользовались.
Преступления рассматриваемой нами категории слишком незначительны по своему количеству, чтобы при их изучении можно было воспользоваться статистическим методом. Но метод наблюдения, т. е. исследование в каждом отдельном случае причин государственных преступлений, мятежа, волнений и пр., может и должен быть применен и в данном случае. Такое исследование привело самого Ломброзо и другого сторонника уголовно-антропологической школы Лаши к признанию за бедностью известной доли значения фактора преступности против властей и порядка управления. Но несомненно, что влияние экономических факторов здесь сильнее, чем думают сторонники уголовно-антропологической школы.
С каждым днем растет контраст между богатством и бедностью, увеличивается недовольство бедных классов своим положением и растет вражда пролетариев к тем, кого он считает виновниками своего приниженного положения, кого он называет своими эксплуататорами. Крайнее обострение розни между экономически-обеспеченным классом и другим, ничего кроме рабочих рук не имеющим, но может быть оспариваемо в наше время. На почве этой розни и классовой ненависти совершаются многочисленные преступления. Среди них мы назовем прежде всего анархистские покушения. Уголовные процессы анархистов показали, что исполнителями этих так волновавших общественное мнение покушений были по большей части рабочие, испытавшие на себе все тягости крайней нищеты. Казерио, убийца президента Карио, был бедный итальянец, по профессии булочник. Свое преступление он совершил в то время как был без работы. В одном из своих писем перед казнью он писал: «я хочу объяснить свой поступок… 14 лет от роду я узнал «общественный порядок», которым мы обязаны ничего не делающим, занимающимся потреблением. Все должно принадлежать рабочим. Плотники, каменщики, настроив множество домов, не имеют своего угла, где бы они могли преклонить голову; люди умирают с голоду, a рядом — магазины, переполненные всем необходимым, рядом — тысячи богачей, прожигающих ежедневно тысячи франков…»
[365]. Другой известный анархист Равашоль был тоже бедный рабочий; в проекте своей защитительной речи он в ярких красках рисует всю разницу в положений богатых и бедных классов и говорит: «Что должен делать тот, кто, несмотря на труд, все же терпит нужду в необходимом? Если ему придется прекратить работу, он умрет с голода и тогда в утешение трупу бросят несколько жалких слов. Я предоставляю это другим. Я предпочитаю контрабанду, воровство, подделку денег, убийство! Я мог бы просить милостыни, но это позорно и мерзко, и при том Ваши законы делают даже из самой нищеты преступление… Вот почему я совершил деяния, которые мне ставят в вину и которые являются лишь логическим последствием варварского состояния общества… Господа, не преступников надо судить, но уничтожить причины преступлений. Создавая статьи и кодексы, законодатели забыли, что они таким образом борются не с причинами, но лишь со следствиями и потому нисколько не уничтожают преступности… Что же делать? Уничтожить бедность, эту причину преступлений и обеспечит каждому удовлетворение его потребностей»
[366]. Те же мысли развивал бельгийский анархист Moineaux во время суда над ним в 1892 г.
[367]. Когда председатель суда спросил анархиста Лукени о мотивах его преступления, он отвечал: «Это — бедность». Вальян с 12 лет должен был сам зарабатывать свой хлеб и испытал все тягости нищеты
[368]. Во всех этих случаях, как и во многих других, влияние бедности авторов анархистских покушений на рассматриваемые нами преступления выступает выпукло и ярко
[369]. Но фактором этих преступлений является не только личная нужда и страдания анархиста, но и нищета и страдания других, за которых он борется.
