Прыгая через ступеньки, я сбежала по лестнице и выскочила на улицу.
Уже совсем стемнело, но вечер стоял светлый и очень тёплый. От нагретого асфальта и домов волнами шёл жар. Я глубоко вдохнула воздух, сделала пару шагов и прямо перед собой увидела того самого парня из кафе, которого Полина так беззастенчиво пригласила в гости.
Он остановился чуть поодаль, дымил вэйпом и смотрел прямо на меня, так что делать вид, что не заметила, было глупо.
— Это же ты была в кафе с Полиной? — негромко спросил он.
— Я.
— Уже уходишь?
— Да.
— Тогда и мне нет смысла туда идти. А где твой дом?
— В Измайлово.
— О’кей. Поехали, провожу.
Пару минут шли молча. Мне было дико неловко и странно, что так всё получилось. Я и представить не могла, что он мог приехать специально ради меня. Ведь мы с ним даже не разговаривали.
— Сколько тебе лет? — наконец спросил он.
— Семнадцать.
— Где учишься?
— В школе.
— И как?
— Хорошо.
— Отличница?
Я кивнула.
Вопросы у него были прямые, тон деловой, а взгляд тяжелый.
— Так я и думал. У тебя на лбу это написано.
Его слова рассмешили. Артём тоже постоянно твердил, что у меня на лбу всё написано.
На освещённых улицах по дороге к метро гуляло много людей. Мы шли размеренно быстрым шагом, а наш разговор немного походил на допрос.
— И давно ты с Полиной дружишь?
— Мы не дружим. Она знакомая моих друзей.
— Ладно. Теперь пора узнать, как тебя зовут.
Он был очень уверен в себе, но без наглости или хамства.
— Вита.
— Необычно. Это значит «жизнь»?
— Когда я родилась, мама боялась, что не выживу, и поэтому так назвала.
— Мне нравится, — резюмировал он. — И что? Чем ты, Вита, занимаешься, увлекаешься?
Всю дорогу, пока шли и ехали на метро, он спрашивал обо всём подряд. Просто задавал вопросы, но в подробности не вдавался. Иногда отрывочно говорил про себя: что в этом году закончил школу с золотой медалью и поступил на юридический факультет, что занимается спортом и любит Depeche Mode.
Он был внимателен и хорошо воспитан. Открывал передо мной дверь, придерживал за локоть на эскалаторе и в вагоне. Маме бы он понравился.
Помнится, я читала, что если человек в течение трёх минут не увидел в другом ничего раздражающего или отталкивающего, то он влюбляется. Но сколько я не пыталась разглядеть в нем раздражающие черты, никак не находила. И это немного беспокоило.
Он проводил меня до дома, а когда спросил номер телефона, меня вдруг осенило.
— Это тебя Полина подговорила?
— Насчёт чего? — удивился он.
— Ну, проводить и вообще понравиться мне.
— Так с этим вроде было сразу ясно. Ещё в кафе. Она же мне сразу сказала, что я тебе понравился. Разве нет?
— Да. То есть нет. Просто это идея Полины.
— Значит, на самом деле я тебе не понравился?
Увидев моё замешательство, он глухо рассмеялся, но «дожимать» не стал. Будь на его месте Артём, тот бы точно не успокоился, пока не вытянул из меня какое-нибудь откровенное признание.
— Кстати, если тебе интересно, меня зовут Ярослав, — сказал он напоследок и, оставив меня негодовать по поводу своей несообразительности, ушёл.
Глава 10
Тоня
Из-за плотно задвинутых штор на небольших квадратных окнах в доме царил полумрак. Амелин включил свет, но с его тусклым свечением едва ли стало лучше.
— Всё, что найдешь в холодильнике — твоё, — сказал он изнывающему от голода Лёхе. — Только понюхай сначала. Кто знает, сколько это там валяется.
— Я сейчас что угодно готов сожрать, — Лёха кинулся на кухню.
Мы с Якушиным оставили рюкзаки у входа под вешалкой.
— Не волнуйся, — заверила я Амелина. — Мы попьем и уйдем.
После того, как он увидел Якушина, между нами снова повисло напряжение. Но руку Якушину при встрече он пожал и даже пошутил что-то про моё падение в крапиву. После чего как ни в чём не бывало принялся заливать, что ему придется остаться в деревне ещё на несколько дней, чтобы решить какие-то формальные вопросы, связанные с домом, и что он понятия не имеет, зачем «Тоня всех переполошила».
— А это что? Компот? — Лёха вытащил из холодильника большую эмалированную кастрюлю. — Можно?
— Там всё можно, — Амелин достал с навесной полки три стеклянных стакана и широкую кружку. Стаканы поставил на стол, а в кружку засыпал столовую ложку соды, залил водой из чайника и перемешал.
— Давай спину помажу.
— Обойдусь.
— И что, водку тоже можно? — не унимался Лёха. — Тут на три дня запоя.
— Пей, что хочешь. Я всё равно от неё дохну, а так бы не помешало.
Амелин сунул чашку в руки Якушину.
— Протри ей спину. А то ночью спать не сможет.
Якушин озадаченно посмотрел в чашку, на меня, затем отставил её на стол:
— Надумает — сама намажется.
— Давайте я, раз никто не хочет, — предложил Лёха, закончив разливать компот по стаканам.
— Разбежался, — мне было не до шуток.
Ожоги прилично зудели, а мутное поведение Амелина раздражало.
Но Лёха похоже этого не понял.
— Ладно. Тогда на «камень, ножницы, бумага». Кто выиграет — будет мазать, остальные держать.
Якушин тупо заржал. И я поняла, что если я останусь, глум с чашкой продолжится. Просто забрала её и ушла в комнату.
Это была большая прямоугольная комната с обоями в цветочек и фотографиями на стенах. Рядом с деревянной кроватью стоял покрытый кружевной салфеткой комод с десятком фарфоровых фигурок вокруг траурной фотографии бабушки.
За платяным шкафом виднелась белая дверь, с другой стороны от неё — занавешенное простынёй зеркало.
Я подошла к фотографиям. Не знай я их историю, решила бы, что это самая счастливая в мире семья. Мужчина с кудрявыми волосами и черными как у Амелина глазами, молоденькая хорошенькая девушка, держащая за руку маленького белокурого ангелочка, и серьёзная женщина с узким худощавым лицом.
В комнату едва слышно вошёл Якушин, остановился за спиной и негромко спросил:
— Он тебе тоже про дом наплёл? Что ему из-за него тут сидеть нужно.
Я неопределённо пожала плечами. Объяснять, что на самом деле произошло, и что я ничего не знаю, не хотелось.
