— Мной фигово быть. Я сам от себя иногда вешаюсь.
— Не… — я зачем-то взял у него из рук сигарету и затянулся, хотя никогда не курил. — Ты всё можешь. Ты знаешь, чего хочешь. Ты сильный и всех можешь прогнуть. Ты не боишься никого. У тебя авторитет, принципы и цели. У тебя Зоя. Я бы хотел быть тобой. Правда.
— Не пугай меня, — он поморщился. — Ещё немного, и я подумаю, что ты мне в любви признаёшься.
Я уронил голову на руки. Всё, что я думал до этого, безбожно перемешалось и действительно звучало слюняво. Но я же знал, что я чувствую на самом деле и в этом не было ничего стыдного. Просто объяснить не получалось.
— Ну, да. Я и тебя люблю, и Лёху, и даже Соломина. Понимаешь? И поехал я на эту каторгу просто, чтобы быть с вами. Не хочешь — не верь. И думай что угодно. Плевать. Ты, наверное, считаешь, что Артём понтовый: у него машина, он нас привез, купил продукты, воды и больше всех выделывается, а я «лишь бы кто» и звать меня никак. Даже Дятел научился пользоваться консервным ножом, а я так, чмо.
Внезапно, от своих же слов мне вдруг так сильно стало жалко себя, что чуть не расплакался. И это обязательно бы произошло, если бы я дошел до разговора про Зою, но Тиф почувствовал, к чему всё идёт и грубо оборвал:
— Кончай нести бред. И не пей больше. Завтра на жаре сдохнешь.
— Значит, тебе на меня пофиг?
— Чего ты хочешь? — он резко встал. — Тебя что, в засос поцеловать?
Разозлившись, я отправился в домик, завалился, не раздеваясь, на кровать и мгновенно вырубился.
Как заснул и спал — не помню, но сознание медленно заработало от протяжных и тягостных стонов, неким подобием сна перенесших меня в полевой госпиталь с сотнями истекающих кровью солдат с оторванными конечностями и чёрными дырами в животах.
Представилось, будто я один из них. Лежу и умираю с пробитой головой. Попробовал снова нырнуть в спасительную темноту, как под боком что-то задвигалось, и стоны стали громче. Почти над самым ухом. Узкой щёлкой приоткрыл один глаз.
Но больничных стен не было. Крови тоже. И тут снова послышался стон. Но уже другой. Глухой и хриплый. Я подтянул руки к груди и, поднявшись на них, кое-как оторвал тело от кровати. Сонно-пьяное сознание возвращалось постепенно и недоверчиво.
Трифонов лежал на животе, накрывшись подушкой и обхватив её сверху одной рукой, вторая была где-то под ним. Дышал он тяжело и часто, спина и плечи были наряжены, служившая одеялом простыня сбилась в ноги. Рука на подушке сжалась в кулак и даже в тусклом серо-голубом предрассветном свете было видно, как побелели на нем костяшки. В тот же момент раскинувшийся между нами Дятел заметался во сне.
Заскулил, захныкал, брови нахмурились, губы плаксиво задрожали. Пару раз всхлипнул и резко перевернулся на бок, но не успокоился, стал шарить рукой вокруг себя, ухватил мою простынку, натянул на грудь, снова перевернулся на бок.
Я потряс его за ногу, он брыкнулся, но стонать перестал.
— Тиф, ты спишь? — позвал я.
Он не ответил.
— Эй.
Я перегнулся через Дятла и ущипнул Трифонова за бок. Он дёрнулся и выбрался из-под подушки.
— Стонешь, как рожающий медведь.
— Не гони.
— Правда.
Я перебрался через деревянные спинки и включил свет. С этими кроватями было жутко не удобно. Подойти к нему я никак не мог.
Проснулся Дятел. Увидел меня и с новым стоном прошептал:
— У меня, кажется, температура.
Трифонов нашарил сбившуюся простыню, отвернулся от нас и накрылся ей с головой.
Я приторможенно застыл, вообще не понимая, что делать. Я был ещё пьяный и дурной какой-то, словно всё ещё умирал в военном госпитале. К счастью, вспомнил, что
бабушка полрюкзака Дятла набила лекарствами.
— Что у тебя болит? — вытряхнул содержимое пузатой тряпичной косметички к себе на кровать.
— У меня всё болит, Никит. Всё-всё. Каждая клеточка, — проныл Дятел плаксивым голосом. — Мне даже лежать больно. И это такая боль, что просто невыносимо. Я и во сне её чувствовал и сейчас. Прям как огонь повсюду. Кожу живьём сдирают и…
— Да, заткнись ты, блин, — рявкнул на него Тифон. — Просто заткнись!
— Покажи руку, — сказал я ему.
С тяжелым, недовольным вздохом он сел на кровати и выставил руку вперед, точно я врач, делающий обход.
От места царапины на запястье по внутренней стороне локтя протянулась тёмная фиолетово-синяя полоса.
— Фигово. У тебя заражение. Нужно срочно в больницу, ну, или как минимум антибиотики. У меня такое было. Три дня проходил, капец. Чуть не сдох.
— Дай лучше обезболивающее, — он раскрыл ладонь.
— Блин, Тиф, ты тупой? Заражение силой воли не лечится.
— Ну тогда давай свой антибиотик.
Я снова переворошил лекарства:
— У нас его нет.
Пока ковырялся, вспомнил свои пьяные признания накануне и стало неловко.
— А со мной что делать? — шмыгнул носом Дятел.
— Ты обгорел, — с видом заправского медика поставил я диагноз. — Тут у нас какая-то мазь есть и жаропонижающее. Зашибись госпиталь.
В кухонной коморке нашлась бутылка с питьевой водой, я выдал им обоим по две таблетки анальгина и одну выпил сам. Голова гудела.
Намазал Дятлу плечи и спину холодящей мазью, выключил свет и пошёл на улицу мыть руки. Постоял там возле бочки, подышал, посмотрел на раскиданный вокруг столика мусор, вылил на голову четверть ведра прохладной воды и отправился в соседний домик. Дверь у них была нараспашку, и когда я входил, мне под ноги метнулось что-то живое.
Испугаться толком не успел. Обернулся и в свете фонаря различил удирающую кошку.
— Что случилось? — Артём проснулся сразу.
Встревоженно сел на кровати и свесил ноги, словно собираясь уже куда-то бежать. Чёрные волосы топорщились в разные стороны, белки больших круглых глаз блестели. Именно так мне представлялись демоны инкубы.
— Тифу хреново. Лекарства нужны. Поехали, купим?
— Эм… — он ещё больше взъерошил волосы. — Я типа бухой. Ты в курсе?
— Да, но у него заражение крови и от этого умирают.
— Блин, — он протёр ладонями лицо, похлопал себя по щекам, встал, потянулся.
Даже трусы у него были Кельвин Кляйн. Белые буквы на резинке чуть ли не светились в темноте.
— Слушай, а ключи-то я ему отдал. Иди, забери, я умоюсь пока.
Я побежал за ключами. Растряс Тифона за ноги, стал спрашивать, где ключи, но он опять «врубил» Терминатора и упёрся, что не отдаст, потому что мы пьяные.
Тогда, заметив в груде шмотья на стуле его штаны, я кинулся их вытаскивать. Ключи звякнули в кармане, но он набросился на меня, как тигр, обхватил сзади за шею и швырнул на кровать.