Я уже и не знала, как объяснить и оправдаться.
— Но подожди…, — женщина задумалась, внимательно всматриваясь в Амелина. — Это же тот девиантный подросток. Валентины Владимировны внук?
— О! Девиантный. Моё любимое слово, — воскликнул Костик. — Да, это я.
Женщина удивленно раскрыла рот, будто не ожидая, что он умеет разговаривать.
Я взяла его за руку.
— Он мой друг. Парень.
Амелин ощерился, как настоящий псих и зарычал на Василия.
— Вася, отпусти, — велела женщина. — У идиотов и игры идиотские.
Василий мигом отошёл, я показала пацану средний палец и вся семейка преспокойно вернулась к себе во двор. Послышался звук запираемой калитки.
— Я предупреждала, что игры идиотские, — сказала я, когда уже отсмеявшись, мы пошли домой. — Но они даже не разобрались.
— Потому что я — это я, — сказал Костик совершенно спокойно.
— Чёрт. Мне кажется ты тут во всей округе самая популярная личность. Тобой, наверное, маленьких детей пугают.
Внезапно он остановился, развернул меня к себе и с чувством произнес:
— А глаз у тебя всё-таки зачётный получился.
Оказалось, что в глаз меня укусила какая-то мошка, и на следующий день он так распух, что я едва его открывала.
А тем же вечером произошел ещё один неприятный эпизод.
После ужина мы все собрались на улице под яблоней.
Лёха развалился в раскладном кресле с телефоном, мы с Костиком качались в гамаке, Саша вытянулся во весь рост на лавочке.
Сначала послышался громкий удар, а за ним звон.
Якушин подскочил. Лёха насторожился. Амелин продолжил раскачиваться, как ни в чем не бывало:
— Ну вот началось.
— Что началось? — не понял Якушин.
— Всё тоже. Как это обычно бывает. Вилы, горящие факелы, самосуд.
— И ты это так спокойно говоришь? — вытаращился Якушин.
— А чего нервничать? Покидаются и уйдут.
В тот же момент раздался пронзительный свист и выкрики.
— Слушай, ну так же нельзя. Чем больше ты это спускаешь, тем больше они наглеют, — в поисках поддержки Якушин посмотрел на меня. — Нужно дать отпор. Поставить их на место.
Я вспомнила женщин на карьере, волосатого мужика, Ваську, страховщицу.
— Дать отпор, это значит развязать войну. Стоит Косте сделать что-то не то, как они тут же побегут на него очередное заявления писать. А может, что похуже устроят.
— Ну, не знаю, я бы не позволил такое по отношению к себе, — Якушин с вызовом посмотрел на Амелина. — А ты… Ты… То ли ты их боишься, то ли тебе это нравится.
Ничего на это не ответив, всё так же спокойно, Амелин поднялся, вытащил из джинсов ремень и направился в сторону калитки.
— Ты куда? — я вскочила за ним.
— Пойду задушу кого-нибудь, — от темноты его взгляда по спине пробежали мурашки. — Чтобы вы все уже отстали от меня.
— Перестань! Я ничего такого не говорила. Я же понимаю. Я за тебя. Я не думаю, что ты боишься.
— Думаешь, — сказал он уверенно. — Не ходи за мной.
— Эй, тихо-тихо, — Лёха вылетел из кресла и в два шага подбежал к Амелину. — Не надо резких движений. И провокаций тоже.
Затем развернулся к Якушину.
— Тиф, мой кореш, два года так отсиживался, чтобы его из школы не вышибли. Нет ничего проще, чем замутить гимор, а сидеть и терпеть, когда всех урыть охота, это нужно силу воли иметь. Костян прав. Нафига ему эти траблы?
Быстрым движением Лёха забрал у Амелина ремень.
— Для таких случаев друзья имеются.
И не успели мы и глазом моргнуть, как он, намотав ремень на руку, исчез в темноте за углом дома.
— Только попробуй сунуться, — я показала Амелину кулак и бросилась за Лёхой.
В светлых летних сумерках за забором стояла подростковая компания. Человек десять или пятнадцать. Разновозрастные парни и девчонки.
В дом полетел ещё один камень, ударился о стену рядом со вторым окном и с глухим стуком отскочил в кусты.
— Косой! — выкрикнул кто-то. — Смотрите, пацаны, как это делается.
Из-за кустов видно было плохо, но то, что Лёха распахнул калитку ногой я разглядела вполне отчётливо.
— Смотрите, пацаны, как это делается, — передразнил он и отвесил первому попавшемуся такой тяжёлый подзатыльник, что тот сразу свалился.
От неожиданности толпа рассыпалась, а затем начала медленно смыкаться вокруг Лёхи.
— Как же я не люблю такое, — проворчал Якушин, обгоняя меня. — Поклянись, что не сунешься.
Я на автомате пробормотала «клянусь» и осталась за забором.
Как истинный вестник мира, Саша вышел на улицу со словами «Всё. Хорош. Расходимся по домам», но тут же в него со злостью вцепилась какая-то девчонка, и я сильно пожалела, что пообещала не соваться.
Завязалась непонятная всеобщая возня, в которой лучше всего я различала белые цифры 88 на Лёхиной футболке. С ним определенно всё было хорошо.
Но тут из-за дома появился Амелин в жёлтых резиновых хозяйственных перчатках по локоть и алюминиевым ведром в руке.
— Что ты собрался делать? — я заглянула в ведро. Там что-то чернело. На вид обычная земля. — Тебе же сказали не ходить.
Однако мои слова Амелин проигнорил, а когда я попыталась его схватить, ловко увернулся и, бегом вылетев за калитку, ринулся в общую кучу.
Раздавшиеся оттуда вопли в миг заставили меня позабыть о данном Якушину обещании и тоже выскочить на улицу.
К моему появлению, большая часть компании врассыпную убегала по дороге, один парнишка валялся и Якушин, наклонившись, хлопал его по щекам, возле них шмыгала носом девочка лет пятнадцати. Трое других пацанов лихорадочно прыгали, извивались, махали руками и матерились срывающимися голосами. Лёха, согнувшись пополам, закатывался от смеха.
Амелин стоял рядом и с непроницаемым лицом смотрел на их страдания.
— Какое оказывается замечательное средство, — сказал он, когда я подошла. — И летят хорошо. Думал развалятся, но нет, сгруппировались в полёте.
— Можешь объяснить, что ты сделал?
— Теперь они тоже не будут стареть и разлагаться. По крайней мере некоторое время.
— Это были муравьи? — догадалась я.
— Муравейник.
— О ужас, — я вспомнила утреннюю боль.
— У меня другого оружия нет, — его голос прозвучал на удивление мрачно. — Только дедов обрез. Но если я его возьму, точно всех перестреляю.
Глава 23
Никита
