— Вот теперь поймут. Они никогда ничего не понимают, пока граблями по лбу не получат.
— Ну, тогда отпустите их. Они уже всё поняли. На мальчике и так лица нет.
Я посмотрел на Дятла. Он действительно прилично побледнел и это был плохой признак.
— Обойдутся. Мама им наверняка говорила, что нехорошо лазить в чужие дворы.
— Говорила? — он дёрнул Дятла за шиворот. — Или не говорила?
Нас затолкали в ржавый гараж. Брякнул навесной замок.
— Никит, прости пожалуйста, — как только голоса фермеров начали удаляться, взмолился Дятел. — Это случайно получилось. Не понимаю, как она вывалилась. Карман, наверное, дырявый. Она на камни упала, а я не заметил и наступил.
Хоть я и не понял, о чём речь, мне было всё равно.
— Тебе где сказали сидеть? — еле сдерживаясь прошипел я.
— Ну, мне же тоже хотелось.
— Теперь убедился, какой ты лузер?
— Да, да, — запричитал он сокрушенно. — Мне так стыдно, если бы ты знал.
— Пофиг на твой стыд. И на тебя пофиг. Что делать теперь?
— Он в какую-то охрану звонил.
— Зашибись.
Я попробовал толкнуть двери. Но они лишь покачнулись.
— А, где Максим?
— Ты меня спрашиваешь?
— Я просто за тобой шёл и его не видел.
— Если выживем, больше вообще тебя никуда с собой не возьму. И общаться не буду. Всё. Ты сам по себе, я сам. Посадил, блин, на шею недоумка.
— Прости, — прошептал он.
И тут снаружи послышался лёгкий, едва уловимый шорох, скрежет снимаемого замка. Створка ворот приотворилась.
— Давайте по-тихому, — прошептал Макс в образовавшуюся щель.
Небо уже заметно посветлело и видимость после гаражного мрака была вполне приличная.
Подобно ночным теням мы неслышно метнулись к сетке, перемахнули через неё и рванули на всех порах через поле. Но только успели немного отбежать, как сзади послышались крики и свист. А спереди от леса, прямо на нас тихо выехал темный внедорожник с большой жёлтой наклейкой на дверях «Охрана».
Мы с Максом кинулись врассыпную, а Дятел потрясенно застыл.
— Беги, — заорал я ему.
Он отмер, немного пробежал на заплетающихся ногах, но тут же закашлялся и остановился. Даже в рассветном полумраке я заметил, как он подозрительно побледнел. Этого только не хватало. Я уже и забыл о его эпилептических приступах, которых боялся, как огня. Сейчас как свалится в припадке.
Я тоже остановился и развернулся к нему.
— Ладно. Плевать. Пусть ловят.
Он наклонился, пытаясь отдышаться.
Из машины на ходу выпрыгнул крепкий парень в костюме чоповца, и машина поехала дальше за Максом прямо по полю.
А от фермы уже бежал увалень, тряс кулаками и орал:
— Ты чё творишь? Тут же всё засеяно!
Но водитель, естественно, его не слышал, и мы втроем замерев, с любопытством следили за этой погоней.
Макс метался, как заяц, и пару раз менял направление, то сворачивая в нашу сторону, то от нас. Потом предпринял попытку проделать тоже самое, что в тот раз, когда мы сбежали от фермеров.
Просто остановился, и когда машина подъехала, стал что-то кричать водителю. Я прекрасно знал, что он нарочно выводит его из себя, чтобы заставить вылезти и погнаться за ним без машины.
Но, как я уже потом узнал, у водителя было оружие, и Макс разумно передумал убегать. Но к тому времени он успел основательно навырубаться, так что чоповец, как только вышел, сразу же стал его бить.
Макс защищался и норовил ударить в ответ, в этот момент до них как раз добежал увалень и тоже набросился на чоповца. Завязалась невнятная потасовка.
Солнце понемногу начало вставать. Голубоватый воздух дрожал и поля в этом свете выглядели изумительно прекрасными.
А потом на нас надели наручники и отвезли в городское отделение полиции.
Но мне уже всё было безразлично. Я сто раз прокрутил в голове, какой я дурак, что послушал Макса, какой он идиот, что связался с фермерами, и какой непроходимый дебил потащившийся за нами и выронивший из кармана петарду Дятел. Петарда упала в камни на дорожке, и когда он, не заметив, наступил на неё, рванула. Это её я принял за выстрел.
В полиции, пока не начался рабочий день, нас мариновали в обезьяннике, а после вызвали писать объяснительные.
Вошли в кабинет и я сразу узнал Можаева. Он нас тоже узнал. Разулыбался. Обрадовался. Велел рассказывать, что приключилось.
Дятел пребывал в лёгком шоке, Макс с разбитым лицом сделался злым и ещё менее разговорчивым, так что отдуваться за всех пришлось мне.
Рассказал всё, как было: что Тифон скинул Сашу в воду, что телефон накрылся, и она, обидевшись, ушла. Поэтому, когда пришла её мама, мы почувствовали себя виноватыми.
В общем, старался как мог, ни слова не соврал, только немного преувеличил, описывая, как мы все волнуемся. Вспомнил просто, как Зою искали. Тогда действительно страшно было, ну потому что это Зоя и уже дня три прошло как её не было. Так расстарался, что самого пробрало. Вот только, что к фермерам целенаправленно лезли, говорить не стал. Сказал: искали-искали по полям, кричали, звали ну, и дошли до их двора. Заглянули посмотреть. Вот и всё. Ничего противозаконного не помышляли и уж точно не совершали.
Можаев слушал и понимающе кивал. Выражение лица у него было сочувствующее, и он ни разу не выразил сомнений в правдивости моих слов.
— Если хотите, можете позвонить её маме — Елене Соловьёвой. И она подтвердит, что сама пришла к нам и хотела, чтобы мы искали Сашу.
— Хорошо, хорошо, — покивал Можаев. — Я позвоню. Попозже. Может даже зайду. Но сейчас, поскольку документов у вас с собой нет, нам нужно провести установление ваших личностей. Сделаем запрос по месту жительства и подождем результаты. Не обещаю, что будет быстро. Они вообще там в Москве не шевелятся. А как установим, я вас отпущу. Это нужно для того, чтобы Кожуховы знали на кого заявление в суд писать. Ну, а дальше не наше дело. Пускай Москва вами занимается.
— Какой ещё суд? — подал голос Макс. — Меня вообще схватили за территорией их участка. В поле. Вы чего? Это я могу в суд подавать за то, что какие-то упоротые чуваки в спецовках меня за просто так избили.
На самом деле, Максу было обидно не столько из-за побоев, сколько оттого, что они его поймали.
— Ой, ну с Барановым разбирайтесь сами. У них частная охранная организация, — отмахнулся Можаев. — Они вас нам сдали, мы — приняли и за их действия не отвечаем.
— Давайте договариваться, пока фермеры не накатали заявление, — сказал Макс. — Мы уже так накалывались.
