Кофе просочился через пластиковую крышечку, пакет намок и запачкал платье.
Артём сиял и, хотя его правая бровь была едва заметно рассечена, он остался очень доволен собой.
Всё это ужасное, на мой взгляд, приключение заметно улучшило ему настроение, но стоило попытаться его обнять, как он снова отстранился.
— Я не сомневалась, что ты что-то придумаешь.
— А я сомневался стоит ли забирать тебя у них.
— Тебе Полина про Ярослава сказала? — у меня было время подумать.
— Москва, Витя, большая и у меня в ней много друзей. Я про него уже всё знаю. Даже группу крови. А ты хотела скрыть от меня свой отъезд. Полина — хорошая подруга. Только она моя подруга. И тебе нужно было помнить об этом. Кофе остался?
Я вытащила холодный кофе и остывшие пирожки.
Он взял стакан и тут его взгляд упал на мою руку.
— А это ещё что?
— Да, ерунда.
— Говори сейчас же или я убью тебя прямо здесь, — сделал глоток.
— Просто загадала желание и всё. Если я разорву эту нитку, оно сбудется.
— Что за желание?
— Я не могу тебе сказать.
— Теперь ты уже не можешь сказать мне и это? — допив кофе, он выбросил стакан назад. — А я тебе доверял! Я тебе знаешь, как доверял? Я никому не доверял так, как тебе, девочка-лохушка! Вот тебе и лохушка.
— Ярослав просто знакомый.
— Знакомый, с которым ты провела три дня? Три дня, Витя!
— У него мама больна раком, и он просил подыграть, что я его девушка.
— Его д-девушка?! Ты сама слышишь, как это звучит? Ты же моя, Вита! Моя девушка.
— Всё равно я три дня валялась с морской болезнью, и мама не поверила.
— Так тебе и надо! — он наклонился, порылся в бардачке и достал сигареты — Потому что ты моя. М-моя! Ясно?!
Курил Артём редко, только на вечеринках или, когда нервничал. Сигаретный дым медленно растекся салону.
— Что за желание?
— Я хотела тебя разлюбить.
— Что…о…о? — резко вжал педаль в пол, и машина затормозила так, что если бы я не была пристёгнута, то вылетела в лобовое стекло.
Яростно шибанув дверью, он вышел. Постоял на улице. Выкурил две сигареты подряд. Потом вернулся.
Я примирительно потянулась к нему, но он раздраженно откинул мою руку.
— Не трогай меня! Даже не прикасайся. Ты не раскаиваешься. Ни капельки не раскаиваешься. Я тебя почти пожалел. А сейчас вижу, что зря. Ну и как он? Ярослав этот как?
— В каком смысле?
— Да во всех.
— Ты лучше.
— Ну почему я тебя сразу не послал? Сразу, как только узнал, что свалила? Должен ведь был. По всем правилам и законам. Просто трендец какой-то! Я же всех на раз посылаю… Мне это ничего не стоит… Я же… У тебя ещё одной такой нет? — он кивнул на нитку.
— Артём, я скоро должна буду уехать из Москвы. Мои родители хотят переехать в Америку насовсем.
— Как насовсем?
— Папе постоянную работу предложили.
— А ты тут при чем?
— Они меня одну не оставят.
— Б-бред к-какой-то. Ты меня опять р-разводишь своими жалостливыми штучками.
— Нет. Это правда. Так что можешь спокойно убить меня. Я поэтому так и загадала: что если не разлюблю тебя — умру.
— Р-разумеется, — он больно схватил за плечо и развернул к себе. — Знаешь, почему я тебя не послал сразу? И не убил до сих пор? Потому что у тебя с ним ничего нет и быть не может. Потому что я — лучший. По-любому. Во всех отношениях. А ещё потому что ты тоже лучшая. И не нужно тебе никуда уезжать!
Отпустил и, откинувшись на сидении, увеличил громкость музыки почти на максимум.
«Who wants to live forever…».
Так мы сидели, пока окончательно не стемнело.
Внезапно раздавшийся стук в окошко заставил нас обоих вздрогнуть. Артём опустил стекло. Я выключила радио.
Под большим ярко-жёлтым зонтом стояли две девушки в белых блузках и одинаковых расклешенных юбках.
Дождя ещё не было, но грохотало вовсю.
— Ребят, подкиньте до Глобуса? Тут всего пара километров, — попросила одна.
— Садитесь, — на удивление быстро согласился Артём. — Нам тоже в ту сторону.
Девушки сложили зонт и забрались в машину. Они были очень похожи, только волосы у одной были розового цвета, а у другой — голубые.
Глядя на нас через зеркало, девушка с голубыми волосами сказала:
— Как хорошо, что вы нам попались. Сейчас будет что-то ужасное.
Я кивнула:
— Дождя сто лет не было.
— Сегодня конец света обещают, — сказала она.
— Такое напряжение, — поёжилась розовая. — Насквозь пробирает.
— Ужасное напряжение, — согласилась голубая. — Оно здесь повсюду. А нам ещё работать.
— Мы тайные покупатели, — пояснила розовая, когда проехали немного вперед. — Я фотографирую. Аня — вопросы задаёт. А вы кто?
— А мы… — Артём усмехнулся. — Мы бродячие артисты. Я достаю из рукавов кроликов, а Витя по канату ходит. Очень рисково.
— Ненавижу цирк, — сказала голубая. — Цирк — это зло. Омерзительная иллюзия любви и праздника, за которой: боль, страх и насилие. Праздник чужих страданий. Зло в обличии добра.
— Как-то раз я ходила на вечеринку в туфлях на два размера меньше, — закивала в подтверждение её слов розовая. — Они лучше всего к платью подходили. Ноги так стёрлись, что кровь от туфель так потом и не получилось отмыть. Но выглядело потрясающе красиво. Особенно на фото. У меня на той фотке семьсот лайков. Хотите покажу?
— В мире всё так, — согласилась голубая и подалась к Артёму. — Сколько тебе приходится замучить кроликов, чтобы достать из рукава одного живого?
— Думаешь, я их считал? — рассмеялся он. — Никто не спрашивает у медиков, сколько кроликов сдохло от их опытов. Потому что главное — результат. У нас есть негрустин, виагра и омолаживающий крем. Вот и с праздником так же. Главное, чтобы он продолжался и никто ничего не заметил.
— Ты не его сестра, — сказала розовая, внимательно меня разглядывая. — Жаль, потому что нам он подходит.
— Не подходит, — одёрнула её голубая. — Тут и до конца света недалеко.
Мы остановились возле съезда к гипермаркету, и они вышли.
— Сделайте уже что-нибудь с этим ужасным напряжением, — сказала розовая напоследок, заглянув к Артёму в окно. — На тёмной стороне любви счастья не бывает.
Они ушли, а их жёлтый зонт остался. Только заметили мы это гораздо позже.
