– Они все к президенту?..
– В очередь, – повторил охранник и почесал верхнюю губу нижними зубами. Зрелище было жутковатое, и Селес поспешил обратно к людям, терпеливо топтавшимся на ступенях. Ожидающие поглядывали на него почти с тем же изумлением, с каким он до этого смотрел на охранника, и перешептывались. Впрочем, изумление быстро сменилось сдержанным возмущением.
– Вы тут занимали? – приятным голосом спросила дама с длинными разноцветными волосами.
– Нет, я…
– Ну так и идите, – пропела дама. – Идите в конец очереди.
– А где он? – Селес наконец подсчитал количество оттенков в ее косе – их было девять.
Дама рассмеялась колокольчиковым смехом.
– Та-ам… – Она махнула рукой в сторону горизонта, частично видневшегося с возвышения.
И тут Селес понял, что вся эта толпа на площади и есть очередь.
– Сверхвладыка, пощади!.. – простонал он и пошел искать свое место.
Оказалось, что очередь заканчивается возле остановки для транспортников. Они притормаживали, покачивались на месте, пока пассажиры торопливо вываливались на свежий воздух, а потом, по-рыбьи сверкнув серебристыми боками, уносились прочь. Некоторые из новоприбывших, постояв немного на остановке, начинали вести себя странно – хохотали, рыдали, дергались, иногда даже падали и принимались с воем кататься по земле. Тогда к страдальцам подходили, поскрипывая униформой, окружавшие остановку охранники, брали под локотки и уводили куда-то. Остальные пассажиры деловито пристраивались в хвост очереди.
Селес, изучив обстановку, тоже юркнул в очередь. Стоявший впереди человек улыбнулся:
– Добрый день, юноша.
Его густой голос и еще более густые ровные брови почему-то вызывали доверие.
– Извините за нескромный вопрос, вы не из неолюдей будете?
Селес кивнул. Бровастый собеседник удовлетворенно крякнул:
– А я знал, знал, что вы существуете. Но эти мракобесы утверждали, что все дело в шизофрении. И в богов, видите ли, верить нормально, а в неолюдей нет. Представляете?
Селес не представлял, но хотел быть вежливым. Он опасливо протянул руку, потом передумал, отдернул ее, не дождавшись рукопожатия, и представился.
– Амий Морич, – поклонился в ответ бровастый. – Ну, по крайней мере, я так думаю…
– Почему? – привычно насторожился Селес.
– Я же в очереди.
Неочеловек знал, что у людей бывают фамилии – специальные звукосочетания, прибавляющие имени внушительность. За все время, что он провел на этой планете, своей фамилии ему никто еще не называл, так что Амий Морич, видимо, проявил особое уважение. Это упрочило доверие Селеса к собеседнику. Вдобавок фамилия показалась ему смутно знакомой, хоть он и не мог вспомнить, где ее встречал.
– А вы не знаете, почему некоторым здесь становится… нехорошо?
– Ну, это очевидно, – пожал плечами Амий. – Они пока не готовы подвести итог.
Селес почувствовал, как по спине бегут мурашки.
– К-какой итог?
– Юноша, откуда же мне знать? Я пока ничего не знаю, я в очереди!
– Корабль! Кажется, я понял, что это за планета! Спустись за мной немедленно… Корабль? Корабль!
– М-м-м?
– Ты где?
– Далеко…
– Что-то случилось? – участливо поинтересовался Амий. – Вы как-то… цвет сменили.
– Корабль, где ты?!
– Я… потом расскажу. Ты вообще так не вовремя… не мельтеши… потом, все потом…
– Корабль?! – завопил Селес вслух, переполошив всю очередь.
– А вот я совсе-ем близко, – неожиданно вклинился в разговор кто-то еще. – И я доберусь до тебя, гад, я тебе глотку выгрызу, кишки выну, я тебя на кусочки разорву, а потом склею, чтоб ты дергался и плакал, гребаный предатель!
Глава одиннадцатая,
посвященная беседе о пчелах, знакомству со странными людьми и прекраснейшей расе во Вселенной
Практически все обитатели освоенных и не очень просторов космоса, включая бэшио, разумных безголовых змей с Руспо-7, считают очередь одним из самых скучных явлений во Вселенной – даже если томящийся в ней имеет в запасе пару увеселительных инфокапсул и что-нибудь пожевать. И люди, которые, по мнению ряда ученых, и изобрели очередь, в этом не исключение.
Однако у тех представителей человечества, которые сейчас переминались с ноги на ногу в закручивающейся спиралью очереди к зданию, похожему на вспоротого морского ежа, было занятное развлечение.
Небольшого роста человек в темном комбинезоне, бледный и довольно, по мнению женской части очереди, симпатичный, бегал туда-сюда по освободившемуся вокруг него пятачку и разговаривал сам с собой на повышенных тонах.
– Я тебя не бросал! – кричал он. – Я же объяснил! И время еще… Ладно, хорошо, не уследил, но если бы ты знала, куда я попал! Ты себе представить не можешь!.. Айа! Айа, да что с тобой такое? Какое еще… Я?! Как ты меня назвала? Да нет же! Айа! Черт, я и не заметил, тут все на нем говорят… – И он перешел на какой-то птичий язык.
– Он явно не готов, – заметил старичок в безукоризненном костюме.
– Нет, нет, с ним все в порядке, – заверил его бровастый Амий. – Он неочеловек, разговаривает с кем-то из своих. Они постоянно держат друг с другом связь в таком особом поле…
– Телепатия, – заволновалась очередь. – Как у пчел. У пчел же телепатия?
– Нет у пчел никакой телепатии, – буркнул старичок.
– Значит, как у муравьев, – предположила девушка, которой увлеченный разговором Селес только что наступил на ногу.
– И у муравьев нет.
– Где вы видели муравьев? Они вымерли.
– Телепатии вообще не существует, – резюмировал старичок. – Как и неолюдей.
Очередь снисходительно засмеялась.
– Как же не существует, если вот он бегает? Я слышал предположения, что их поле – что-то вроде коллективного бессознательного, – веско сказал Амий. – Только сознательного… – Он почувствовал, что вескость улетучивается, и начал рисовать руками в воздухе те загадочные фигуры, которыми сбившиеся ораторы обычно пытаются вернуть доверие аудитории. – То, что должно быть бессознательно, у них осознанно, но при этом многие осознанные процессы блокируются, чтобы никто не пытался управлять мыслями других. А то, что осознанно…
– …У них бессознательно, – закончил веселый молодой человек, который имеется в любой очереди, хотя бы частично состоящей из людей.
Все опять засмеялись. Селес окинул толпу растерянным взглядом, как будто смех его разбудил. На самом деле он только что, устав от ругани, вышел из ментального поля и заметил, что стал объектом всеобщего внимания.
