– У-уйди! – Айа взмахнула рукой и сшибла со столика хрупкий на вид прибор, который как раз собирался включить один из специалистов.
– Вы чем-то недовольны?
– Голос, – она постучала пальцем себе по лбу и зажмурилась, потому что получилось неожиданно больно. – У меня голос в голове… И он чокнутый…
– Понимаем, – кивнул шиари и надел Айе на голову тяжелый и очень холодный изнутри шлем.
– Да правда же… Он говорит… что Вселенная… это мясорубка…
Шиари закрепил последний датчик на ее запястье и отошел в сторону.
– Считайте.
– А может, он врет… Раз. Врет, что в голове… Я считаю, считаю… Два…
Сверху на покрытое мурашками и датчиками тело Айи начала опускаться гладкая и тяжелая крышка.
– Почему опять саркофаг… – промямлила Айа и закрыла глаза.
Все изголовье огромной кровати было завалено невесомыми и пухлыми, как зефир, подушками, еще несколько сползло на пол, а одна каким-то образом переместилась под одеяло. Одеяло тоже было пышное и очень мягкое, гладкая прохладная ткань приятно скользила по телу. Вокруг кровати покачивались белые полупрозрачные занавески, за которыми просматривались стол, светящийся овал окна и большой зеленоватый ящик, подсвеченный сверху. Откуда-то доносился приглушенный голос, монотонно повторявший одно и то же слово.
Айа немного попрыгала на мягко пружинящей кровати.
– А ничего так…
Покинуть безбрежную постель оказалось не так-то просто – размеры позволяли не только спать здесь, но и ходить, бегать, танцевать ритуальные танцы, разводить костры и пасти скот. Живо представив себе табунчик щиплющих одеяло кротких созданий с миниатюрными рожками, Айа потрясла головой – шиари, похоже, переусердствовали с препаратами.
Зеленоватый ящик, загадочно мерцавший за занавеской, оказался аквариумом. У самого дна лениво шевелили плавниками ярко-желтые рыбы с удивленными глазами. Айа постучала пальцем по стеклу и показала встрепенувшимся обитателям аквариума язык.
– У меня вселенная с рыбками, – констатировала она. Звук собственного голоса успокаивал и словно упрощал все вокруг, делал будничным и нестрашным.
По полу были разбросаны одежда и листы инфопластика. Айа потрогала один большим пальцем ноги, и лист тут же замигал и приподнялся над полом. На видеоиллюстрациях семья счастливых фермеров-колонистов доила овцетлю. Прочесть ничего не удалось.
На столе в несколько рядов стояли разнокалиберные флакончики, пузырьки и коробочки, с краю лежал инструмент, похожий на допотопный инъектор. Айа откупорила несколько флакончиков и понюхала, но содержимое, как назло, ничем не пахло.
Голос, бубнивший одно и то же, как будто стал громче.
– Разумная жизнь, – вздохнула Айа и подошла к окну. Стекло запотело, она провела по нему рукой и приникла к проталине.
Снаружи шел снег. Оказалось, что комната с аквариумом и безбрежной кроватью расположена на головокружительной высоте, под самыми облаками, из которых сыпались пушистые хлопья. Снежинки беззвучно бились в окно и уносились вниз. Больше ничего не было видно, только снежное марево, иногда разрываемое желтыми вспышками вьюжной грозы. Красиво и почему-то немного грустно.
Аквариум тихо бурлил. Айа снова направилась к нему, чтобы подразнить рыбок, и по дороге случайно заглянула в настенное зеркало.
Она шарахнулась в сторону, зацепилась за ножку стола и рухнула прямо на разбросанный по полу инфопластик. Листы взмыли вверх, включилась реклама. Шумно выдохнув, Айа встала и вернулась к зеркалу, но ей не сразу удалось заставить себя туда посмотреть.
– Анна! – в очередной раз позвал приглушенный голос. – Ан-на-а!
Из тусклого зеркального прямоугольника на нее испуганно уставилась совсем непохожая на нее человеческая самка. Она была гораздо выше ростом, с другими чертами лица, и волосы тусклые, короткие, и здоровенные бугры молочных желез, и длинная шея, которую так и хотелось свернуть. И, что самое главное, на бледной коже не было ни единого намека на свищевые отверстия, а во рту виднелись крупные белые зубы. Неизвестное существо женского пола определенно было человеком.
– Анна! – дверь открылась, и на пороге возник пожилой человеческий самец.
Айа разглядела его в мельчайших подробностях – и полосатую пижаму, обтягивающую тучное тело, и немного грязные тапочки, и седые волоски на дряблых руках. Но его лицо как будто скрывал туман, оно расплывалось смазанным светлым овалом, обрамленным аккуратно подстриженной бородкой.
– Ты будешь завтракать? – спросил человек.
Айа еще раз посмотрела на него, потом в зеркало и заорала так истошно, что задребезжало оконное стекло.
Глава семнадцатая,
в которой Айа ведет себя странно, а Селес знакомится с интересными дамами и тяжелым случаем
Шиари не только пытались гармонизировать все живое во Вселенной, но и обогатили словари других культур понятием «вынужденный бог». Ученые, в большинстве своем давно распрощавшиеся с какими бы то ни было богами, считали сверхразум, в существование которого адепты душевной гармонии веровали кротко и твердо, обычной персонификацией их собственного мировоззрения, прошедшего долгий путь от стремления к звездам до углубления во внутренний хаос. По крайней мере, так гласили энциклопедии. Культ возник сравнительно недавно и не ссылался на божественные откровения. Прекраснейшие не пытались доказать сам факт существования своего божества, но при этом описывали его деятельность так трезво и подробно, будто встречались с ним не далее как вчера. Вынужденное божество звалось Реконструктором. По мнению шиари, он возник где-то в глубинах космоса просто потому, что каждый развитый и рационально мыслящий вид рано или поздно приходит к той точке, когда у него не остается факторов, удерживающих его от сотворения зла. Единственное, что может остановить разумные создания, которые последовательно развенчивают моральные догмы, не успевающие за прогрессом, – это неотвратимость наказания. Шиари считали, что мир, обитатели которого слишком преуспели в умножении зла, становится для Реконструктора ярким маячком. Вынужденный бог устремляется на сигнал и, добравшись до планеты, приступает к ее принудительной гармонизации. После его визита мир расцветает садами и струится прозрачными реками, воздух очищается от смога, а земля вновь становится плодородной. На планете не остается только одного – разумной жизни. И если она затеплится снова, доберется до вершин эволюции и попутно опять превысит лимит ошибок – реконструкция повторится.
Шиари утверждали, что вынужденный бог не требует поклонения и ритуалов, не карает, не прощает и не интересуется личной жизнью отдельных живых существ – он просто следит, чтобы в целом все вели себя хорошо. Согласно шиарийским догматам, самые тяжкие преступления – это убийство, посягательство на чужую душевную гармонию и «причинение иных страданий», что бы это ни значило. Прекраснейшие никогда не старались обратить в свою религию другие виды. В свою очередь, те, дойдя от религиозных культов до веры исключительно в себя, рассматривали пример шиари, совершивших движение в обратном направлении, как любопытный казус.
