Обращаться к половозрелым самцам было страшновато – еще набросятся, вдруг у них период гона. Молодые самки, насколько знала Айа, тоже могли проявить агрессию – они были запрограммированы на защиту детенышей, уже имеющихся или гипотетических. С возрастом инстинкты постепенно угасали, и человек начинал демонстрировать признаки интеллектуального и духовного развития. По крайней мере, так утверждала энциклопедия. В своей воображаемой вселенной Айа видела, что у животного стремления человека к продолжению рода существует и другая сторона, и эта сторона ей понравилась, и она почти не врала Сигшиоону Каммуиталу, когда рассказывала про это, но ведь в той вселенной она тоже была человеком…
Возле аквариума в кресле сидела пожилая человеческая самка, небольшая, сморщенная, с короткими белыми волосами. Уютно щурясь, она с помощью двух тонких железных прутьев соединяла пушистые нитки в длинное полосатое полотно.
Сделав еще два круга по залу, Айа наконец решилась. Она уселась рядом со старушкой, выждала, пока та отвлечется от своего занятия и посмотрит на нее, смущенно улыбнулась, набрала полную грудь воздуха, сделала неопределенный жест рукой, открыла рот… шумно выдохнула, встала и попыталась затеряться в толпе. Старушка озадаченно посмотрела ей вслед. От мучительной неловкости оммо даже зажмурилась. Потом внезапно развернулась, снова подошла к старушке и снова плюхнулась в соседнее кресло, старательно избегая визуального контакта. Старушка вопросительно на нее покосилась. Айа наконец подняла глаза, издала странный шипящий звук, быстро прижала руку к губам, укусила себя за указательный палец, и на лице ее отразилась такая бездна отчаяния, что старушка невольно отпрянула.
– А бабуля не рассердится? – шепотом спросил наблюдавший за этой сценой Хаген.
Тиинонашт увеличила на экране мягкое розовое лицо старушки и покачала головой:
– Все участвующие в эксперименте пациенты прошли курс гармонизации и готовятся к отправке домой.
– А вон те спорят…
– Это несущественно.
– Ну, удачи.
У всех входов и выходов дежурили специалисты пятого уровня, Айе предварительно вкололи доапон, но ответственная за седьмой сектор помнила, что в случае любого ЧП ей самой грозит принудительная гармонизация. Общение с неолюдьми определенно плохо на нее повлияло. Тиинонашт успокаивали две вещи: во-первых, при удачном исходе она сразу же поставила бы на карте буйной пациентки пометку «гармонизация проведена успешно» и постаралась забыть Айю как страшный сон. А во-вторых, это все-таки было очень забавно.
Оммо тем временем пошла на третий круг. Заинтригованная старушка даже отложила спицы. Сделав несколько красноречивых жестов и опрокинув вазу с цветами, стоявшую на соседнем столике, Айа умоляюще взглянула на бабулю и выпалила:
– Понимаете, мне ужасно, ужасно нужно продемонстрировать дружелюбие!.. То есть здравствуйте… – Она покраснела и шепотом закончила: – Поговорите со мной, а то они меня никогда не выпустят… Пожалуйста…
Так и не вспомнив, на какой по счету карточке он остановился в прошлый раз, Селес наугад выбрал пациентку номер 274, тоже похожую, по мнению шиари, на блуждающую по плоскостям Алису. Он уже и сам начал забывать, как Алиса выглядела – кудри, каска, перчатки…
Елениана Кондуриоти-Тариниш. Дисгармония здравого смысла. Не выносит ягод темного цвета. Боится тишины, размытых очертаний и сельскохозяйственного инвентаря… Повышенная возбудимость…
Высокая, крупная и вообще совершенно неподходящая Елениана взглянула на неочеловека с таким презрением, что он вызвал следующую карточку, даже не успев узнать, сколько у пациентки было браков, но заметив, что число двузначное.
Юнона Иштар Венера Афина Лакшми Идунн… Так и не разобравшись, что из этого – имя, что – фамилия, а что – сакральное дополнительное наименование, Селес убрал и эту карточку – Юнона тоже практически ничем Алису не напоминала, разве что вьющимися волосами.
Дальше дело приняло неожиданный оборот. Софиандрианика и Андрианисофика Шицкатакацакали оказались хорошенькими сестрами-близнецами, которые в этой жизни, очевидно, делили на двоих все, включая карточку пациента. Они явно очень любили друг друга: на видеоиллюстрации сестры обнимались так увлеченно, что было трудно понять, где заканчивается одна и начинается другая. А может, они сросшиеся, подумал Селес и торопливо вызвал следующую.
В темных глазах Элизы-Сяо Фарраштадиуш стояла невыносимая печаль. Пациентка страдала дисгармонией здравого смысла и боялась крови. Больше никаких примечаний в карточке не было. Вид у Элизы-Сяо был такой, словно она буквально на секунду отвлеклась перед тем, как прыгнуть с моста или выстрелить себе в голову. Возможно, ее удерживала от подобных радикальных шагов исключительно боязнь крови. Так или иначе, ее почему-то очень хотелось спасти, и Селес искренне понадеялся, что шиари это удастся.
Тё Фич… Это имя было настоящим отдохновением после всех ономастических конструкций, с которыми успел ознакомиться Селес. Тё (а может, Фич) помимо дисгармонии здравого смысла страдала дисгармонией неудовлетворенности и поиска, хотя Селесу всегда казалось, что этим страдает все живое во Вселенной. Испугавшись, что навязчивые мысли о бессмысленности и злокозненности всего живого во Вселенной сейчас вернутся, Селес просмотрел список предметов, которых Фич (или Тё) боялась, поскольку они казались ей непристойными, признал безнадежную ограниченность своего кругозора и оставил даму в покое.
– Как он называется?
– Мальчик… Э-э… Арий, Арюша… Ребенок, ну да, ребенок.
– Я про степень родства, кто он вам?
– Праправнук.
– И он… тоже входит в вашу родовую общность? В семью?
– Да-да, конечно. Внучек.
– Вы его только что по-другому называли.
– Да никакой же разницы…
– Погодите, разница есть, зачем вы ее путаете? Праправнук, сын правнука получается. А правнук – сын внука…
– Так много? А он близкий родственник? А вы убьете чужого детеныша, если он будет претендовать на жизненное пространство вашего праправнука?
Столпившиеся вокруг аквариума люди оживленно загудели. Уютная старушка развела руками:
– У вас, простите, какие-то странные предрассудки.
– Я слышала, вы тоже считаете, что мы воруем чужих детенышей.
– Но должны же вы хоть чем-то питаться? – заметил примостившийся на краю столика молодой человек – тот самый, который до этого дразнил рыбок.
Айа хрюкнула от смеха. Солидный господин, со вкусом ковырявшийся в зубах, выплюнул зубочистку и, наставив на оммо палец, серьезно прогудел:
– Значит, вы со всей ответственностью заявляете, что не едите младенцев?
Все опять захохотали, причем Айа сползла с кресла, и четыре руки одновременно потянулись к ней, чтобы вернуть на место.
– С ума сойти… – пробормотал, глядя на все это, Хаген.
