Землеправительница сделала небрежный жест, и одна из стражниц сделала шаг вперёд.
— Подорожные грамоты, — хрипло произнесла она, вытянув руку.
И Катарина, и я одновременно достали из-за пазух небольшие свитки. Тут лучше не паясничать. Чуть не так, и потроха потом собирай по всей дороге. А прибить их — точно политический скандал.
Стражница грубо подхватила документы и протянула фрейлине. А та раскрыла и мельком прочитала. Но там всё нормально, грамоты официальные, и печати настоящие.
— Юрий да Натали́я, — произнесла мадам. С именем всё понятно. А что касается да Наталия, то здесь не по отчеству величают, а по материнству. Вот и списали имя мамы в грамоту.
— Катарина да Мария да Шана-ун? — переспросила фрейлина. Я и сам удивился. Ведь моя спутница не из простых. Она, оказывается, кандидатка в самые настоящие местные паладины. Не состоявшаяся, но имеет право на повторную аттестацию. Об этом говорит суффикс ун.
— Да, — коротко ответила наёмница.
Мадам сделала задумчивый вздох.
— Юрий, личная просьба. Если что-то интересное увидите, сообщите. Мы же в мире с вашей Повелительницей.
— Непременно, госпожа.
— Дай, — к кому-то обратилась она, и на её ладонь лёг небольшой мешочек, который она снисходительно протянула мне.
— Вы так добры, госпожа, — поклонился я и принял подарок вместе с нашими грамотами.
Занавеска на окошке задёрнулась, карета тронулась. Стражницы на ходу заскочили на эту неспешную повозку, продолжая нас разглядывать. А я дождался, когда отъедут на значительное расстояние, и расстегнул мешочек. Там оказался десяток серебряных монет. Что на них можно купить? Ну, месяц не шикарно, но и неплохо питаться в трактирах. Это вместе со съёмом комнаты на двоих. Купить новую куртку или новые ботинки. Не дешмансктие лапти, но и не для знати. Да, бедняки здесь ходят в лаптях, как у нас крепостные при царе. Но вяжут не только из бересты, но и из прочного озёрного тростника. А ещё можно купить на эту сумму хороший нож.
В общем, меня явно самого купили, и придётся писать рапорт о данном происшествии. А деньги я однозначно потрачу по пути. Зря, что ли, гульфик поправлял и глазки строил.
Правда, из этого числа я достал четыре монеты и протянул Катарине. Нехорошо жадничать.
— Держи.
Девушка поджала губы, решая, взять это или нет, но потом буркнула благодарность и приняла.
— Надо готовиться ко сну, — произнесла наёмница и свернула с дороги. Я последовал за ней.
Разместились мы на окраине рощи, так что над головами шумела листва и пели вечерние птицы. Дрова пришлось поискать, так как дорога не пустует, и до самой мелкой щепки всё уже собрано. Вот и сейчас в надвигающемся вечернем мраке, который никогда не разгоняет свет луны по причине полного отсутствия таковой, вдали угадывался чужой костёр. Наверное, эти места популярны у туристов и прохожих для ночлега.
Катарина методом чирканья двух камушков друг о друга развела огонь, кинув туда большой пучок соломы, а когда та сгорела, сгребла золу и прошла по широкому кругу, рассыпая пепел щепотью, словно пельмени солила.
— Это что? — не удержался я от вопроса, глядя, как круг замкнулся, а наёмница села на колени спиной к огню и достала из небольшого мешочка несколько костяных фигурок, размером со спичечный коробок каждая. Крохотные статуэтки сноровисто были водружены на небольшой деревянный постамент в форме лавочки габаритами с блокнот. Видать, миниатюрный алтарь. Катарина протянула к фигуркам руки, сложив ладони так, словно подставляла их под рукомойник для воды, и прошептала несколько слов.
— Вечерняя молитва, оберегающая сон, — произнесла девушка и потянулась к сумке, из которой достала лепёшку, мясо и флягу с некрепким вином. Костёр к этому времени уже разгорелся, и искры, вырывающиеся из потрескивающего пламени, уносились вверх, к звёздам.
Я сделал так же, но достал не простую еду, а плоскую консерву из сухого пайка. Стоило её слегка проткнуть сверху, чтоб не вспучилась во время разогрева и положить в костёр, как к запаху дыма и трав прибавился аромат гречневой каши. Катарина застыла ненадолго, глядя на мой ужин.
— Юрий, расскажи о стране фей.
Я улыбнулся, откинулся назад, подложив руки под голову, и поглядел в небо.
— Города. Они даже ночью утопают во множестве огней. В каждом доме, на каждом придорожном столбе, на каждой повозке горит яркий-яркий фонарь. И их очень много.
— А как вы тогда спите при свете? — спросила девушка, поглядев на костёр. Пламя отражалось в её глазах, отчего казалось, что они сами обладают крохотными внутренними искорками. — Слишком светло же.
— Привыкли. К тому же фонарь не солнце. Можно и погасить. А ещё на небе ночью Луна.
— Люна?
— Ну, у вас на небе Шана и Сол, а у нас Солнце и Луна. Только ваши светила всегда вместе, а наши всегда порознь. Солнце днём. Луна ночью.
— У вас даже ночи нет?
— Что ты, Луна не такая яркая, как Шана. Но дорогу перед собой можно различить.
Катарина замолчала, а я сел и поддел веткой консерву, которая шкварчала и шипела. У меня много сказок есть для моей спутницы. Всё и не успеть, но самые красивые обязательно расскажу. А как доберёмся до места, включу у типографщиков ноут и фотки покажу.
— Пойду отолью, — произнёс я, вставая с места и направившись к кустам. Там я изготовился к действу, но, когда Катарина подбросила веток в костёр, и круг света на мгновение стал шире, выругался на чём свет стоит.
— Твою мать! Это что за хрень такая?!
Передо мной в двух шагах стоял скелет, покрытый какой-то слизью. Он судорожно разевал рот и протягивал в мою сторону руку, но при этом не доставал до меня. Вся вечерняя романтика испарилась, и возникло желание расстрелять это. Но мысли о пистолете пришли как-то не сразу. Сперва-наперво я подумал, что прямо сейчас сделаю то, ради чего пошёл к кустам. Прямо в штаны. Но нет, помимо похолодевшей спины, ничего не случилось. Все обошлось.
— Катарина, что там за хрень такая? — быстро подскочил я к наёмнице, поправляя штаны на бегу. — Что это за тварь?
— Гаул, — спокойно ответила, — дух ночных терзаний. Не бойся. Он не пройдёт через круг.
— И что. Он так и будет там стоять?
— Да.
— И ты, нахрен, будешь как ни в чём ни бывало спать?
— Да, — спокойно ответила, широко зевнув наёмница. — Главное, чтоб огонь не погас.
Я поглядел на девушку, которая поудобнее укуталась в одеяло и легла на бок, потом зыркнул на скелет, а затем пододвинулся поближе к костру, положив поближе охапку хвороста.
— Ага, — пробормотал я по-русски, — сказки ей собрался в уши всовывать. Тут у них свои байки из склепа бегают. Твою ж мать, называется.
