«Только не это, — мелькнуло у неё в голове, — сейчас же всё умрём».
— Печать! — закричала она. — Печать трещит!
Урсула, которой Катарина вцепилась зубами в руку, выпустила Юрия и попыталась свободной рукой освободиться от хватки озверевшей храмовницы. А сам халумари отполз в сторону, хватая ртом воздух. Наверное, мечница слишком сильно его сдавила от неожиданности.
— Тише, тише, — испуганно забормотала волшебница, заметавшись вокруг этой парочки. — Урсула, вот зачем ты это сделала? Если печать сломается, она тебе зубами горло порвёт.
— Я чё, знала, чё ли?! Отцепите её от меня!
— Я сейчас. Я её убью! Да, убью, пока не поздно! — затараторила Лукреция, а у само́й руки затряслись ещё сильнее, чем при шуршащей в кустах лисе. Мало ей Волчьей дозорной в деревушке, так ещё эта звереет. Волшебница начала бормотать, впопыхах вспоминая заклинание, которым убила разбойницу, но в этот момент перед ней вынырнул Юрий, растопыривший руки.
— Не надо, пожалуйста. Я сам. Я сейчас. Не колдуй!
— Он повернулся и обхватил рычащую девушку руками.
— Катарина. Катя. Катюша, — быстро, но чётко заговорил он. — Всё хорошо. Это просто шутка. Это шутка. Я твой. Слышишь? Твой. Это шутка.
— Бормочи, — протараторила Урсула и сунула пальцы между челюстей храмовницы, из-под которых уже потекла кровь. — Она ослабляет хватку.
Юрий вытянул руку и начал гладить девушку по голове ладонью, как кошку.
— Отпусти её, Катарина. Всё хорошо. Я с тобой.
Рычание прекратилось, а цепкие пальцы, впившиеся в кожу Урсулы, медленно разжались. Девушка вздрогнула и отпустила свою жертву.
Стали видны окровавленные губы и торчащие из-под них острые клыки. Катарина вдруг затрясла головой.
— Я… Я… Тётя Урсула, прости, — залепетала она. — Прости.
Девушка упала на колени и прямо на них подползла к недавней жертве, которая отступила на шаг, сжимая прокушенную руку.
— Прости. Я не зверь. Я человек. Я человек.
Катарина зарыдала и уткнулась лицом в землю.
— Я человек, — неразборчиво бормотала она. — Простите меня, пожалуйста. Всё простите. Я не смогла. Я не хочу быть зверем. Я человек. Почему это опять повторяется?
Храмовница несколько раз ударила землю кулаком.
— Почему? Почему? Я же не заслужила.
Плечи девушки тряслись от плача. А рядом с ней сел Юрий, начав тихонько трепать растрёпанные волосы.
— Ну, всё, успокойся, — шептал он. — Всё уже кончилось. Всё хорошо.
А у волшебницы от внезапно нахлынувшей слабости подогнулись колени. Она опустилась на землю и тяжело вздохнула.
— Нужно всё начистоту высказать друг другу, — отрешённо глядя в одну точку, произнесла Лукреция, — иначе до следующей ночи недотянем. Надо действовать заодно.
Внутри у магессы было пусто…
Глава 23
Драгоценности
— Ненавижу рыбами глядеть, — выдавила из себя бледная, как верхушки дальних гор, колдунья и склонилась над деревянным ведром. Её с шумом вырвало.
В просторной, скромно убранной, не разбитой на комнатушки, как это обычно принято на постоялых дворах, мансарде, помимо неё, находились ещё трое. Все волшебницы. Все одеты как женщины из гильдии писцов — с потёртыми нарукавниками из плотной крапивницы, испачканными чернилами передниками, и волосами, подхваченными похожими на обручи кожаными ремешками-фернатьерами, чтобы чёлка не падала. Простенькие серенькие платья с торчащими из-под них воротничками и рукавами рубашек-камиз из некрашеного и небелёного льна. Светло-серые чулки.
Одна сидела за секретером, сочувствующе глядела на страдалицу и теребила пальцами гусиное перо. Подсвечник на три свечи ронял яркий слегка дрожащий свет на наполовину исписанный лист бумаги, лежащий на наклонной столешнице, хорошо подогнанные друг к другу половые доски, большой сундук у дальней стены, наклонный потолок и полбенные стены. Вторая женщина быстро окунула тряпицу в небольшое корытце и протянула бледной магессе — с редким даром мирандо а ла дистанцио, то есть смотрящей-в-даль. А та, тяжело дыша и через силу сглатывая вязкую слюну, вытерла лицо.
— Есть что-нибудь новое? — властно и в то же время обеспокоенно спросила третья, пребывающая уже в возрасте. Она сидела на краю кровати и глядела под ноги, словно именно там был ответ на её вопрос. В отличие от остальных, палец магессы украшал перстень-печать, каким ставят оттиски на сургуче.
— Халумари готовятся к встрече с вами, — произнесла смотрящая-в-даль слабым голосом. — Как и говорила, у них главный — мужчина, имеющий титул, именуемый «генерал». Больше других с таким титулом нет. Он вызвал к себе помощников. Все мужчины. Отдал указание подготовить парадную одёжу. Обсуждал блюда на приёме и подарки с мажордомом, он у них называется… зампатил, да, кажется, так. Ненавижу их букву «ы». И главное, они приручили каких-то жучков, которые слушает чужие разговоры для них. Несколько таких запущено в твердыню. На совете с главным дозорным обсуждали визит Старой Прачки к Николь-Астре. Довольны, что жучки послушно заработали. Я не знаю, что за слова такие «теплавиза» и «аэроцастат», но тоже хотят ими подглядывать.
Смотрящая-в-даль замолчала и снова наклонилась над ведром, а та, что ухаживала за ней, подскочила с табурета, подбежала к камину и зачерпнула из котла кружкой пахнущий мёдом и травами кипяток.
— Попей, легче станет, — скороговоркой произнесла она.
— Не могу. Тошнит.
— Попей.
Смотрящая, давясь, осилила кружку и выдохнула, а потом поглядела на старшую.
— Госпожа Кассия, зачем вы настояли на встрече? Зачем выдали, что знаете о его главенстве? Они же будут искать.
— Вот именно. Они будут искать. И искать то, что привычно им. Глядеть туда, куда сами бы подложили подслушивающие чары и послушных тварей. А для этого нужно разворошить этот муравейник, — серьёзно ответила старшая волшебница и встала. — Они не глупцы. И мышиную возню начали только тогда, когда хорошо устроились. Они уже купили с потрохами главу городка, задарили серебром всю стражу, все торговцы этого вонючего городишки уже под их протекторатом. Они терпеливо готовились, и теперь начали большую политику. Но магистрат им не по зубам. При этом они очень интересный и очень сильный противник, — ухмыльнулась Кассия. — Учись, пока я жива…
* * *
Проснулся я не от холода, а оттого, что затёк бок, а ещё в ребро больно упёрся стебель камыша, из которого сделали подстилку.
А развернуться не получалось, так как Катарина, лёгшая вечером со мной, обхватила рукой и прижимала всю ночь к себе железной хваткой, так что пошевелиться трудно было. Никогда бы не подумал, что окажусь на месте моей бывшей, которая жаловалась на то, что у меня рука тяжёлая. Блин, гендерный реверс немного напрягает такими моментами. Это мне положено обнимать хрупкую девушку, а не наоборот. И это мне положено быть в сексе сверху. Не скажу, что я разочарован, или что мне не понравилось, но, когда инициатива не у меня — тоже напрягает. И уж сильно неопытна Катарина в любовных делах, и кроме голого… да, голого энтузиазма ничего нет, хоть ликбез проводи. Но опять же, распутный мужчина здесь не в почёте, и лекцией о Камасутре можно только хуже сделать. Блик, надо что-то придумать.
