— А-а-а, ты ещё здесь, — безэмоционально заметил он и тяжёло встал.
А я смотрела на него и не понимала. Откуда в таком тщедушном теле столько мощи?.. Откуда столько силы?.. И, судя по яркому мерцанию, его бы ещё на пару сущностей хватило, тьфу-тьфу-тьфу, конечно… А сердце снова свело болью. Как же так?..
— Домой, — он подошел и взял меня за шиворот.
Я послушно открыла дверь подъезда, обернувшись напоследок. Одноэтажные сугробы расплавились полностью, по дороге текли ручьи, бамперы машин едва заметно дымились. И шёл снег. Я моргнула, пригляделась и поджала дрожащие губы. Нет, не снег. Пепел.
— Хватит, я сказал! — саламандр грубо впихнул меня в подъезд. — Мне нужен огонь, а тебе… — и посмотрел сочувственно: — Тебе бы выпить.
Я молча достала из бокового кармана «лыжников» чудом уцелевший термос и одним глотком выпила сбитень. Понятно, что не то. Но другого нет, не будет, и я не буду. Последнее дело — напиваться, когда… когда всё только начинается. Тем более… Я тяжёло поднималась по лестнице, вцепившись в неожиданную мысль. А что если это не Валик? Что если он мирно спит дома, а некто, принявший его облик, попытался до меня добраться, но… спалился?
— Живые! — Муз встретил нас воплем, полным облегчения.
Баюн сидел в коридоре и смотрел с молчаливым укором. Извини, не покормила. И еще минут десять не покормлю.
— Чего задумала? — саламандр стёк по стенке коридора и устало вытянул ноги. — Иди помойся и согрейся. И мне свечи зажги. И…
— Я ему позвоню! — перебила я взволнованно, скидывая куртку и шапку.
— Кому? — опешил он.
— Валику! — едва разувшись, я метнулась на кухню и в темноте нашла на столе сотовый.
— Он мёртв, — мрачно напомнил саламандр.
— Нет! Наверняка это кто-то другой, кто им прикинулся! — я быстро набирала знакомый номер.
— Дура! — привычно припечатал Муз.
А из телефонной трубки безжизненный голос сообщил, что «набранный вами номер не существует». А я не поверила. И звонила снова, снова и снова. Пока Сайел силой не отобрал у меня сотовый.
— Всё, Васют, — сказал мягко. — Всё.
— Нет, не всё! — надежду обломали, и истерика начала набирать обороты. — Я не верю!.. Не может быть! — и на минуту прикрыла глаза. Меня нервно колотило, но мозг работал ясно и лихорадочно быстро. Ведь одно объяснение нашлось, и можно найти ещё! — Я… его маме позвоню! — и, выхватив сотовый, ринулась в кабинет — искать записную книжку.
— Вася! — крикнул мне вслед Сайел.
— Оставь, — буркнул Муз. — Если она начинает сходить с ума, это надолго. Пусть сойдёт. И лучше здесь и сейчас. Целее будет.
А я судорожно искала книжку. Гремела ящиками стола, вываливая их содержимое на пол, и рылась в бумагах. С Маргаритой Сергеевной у меня всегда были хорошие отношения — мои родители жили с ней по соседству, дверь в дверь. И так мы с Валиком и подружились. Он рос без отца, одним из тех, кого называют «оторви и выброси». И все без исключения считали, что он кончит плохо и рано. Слишком любил риск и всегда ходил по краю. И сколько раз я его от этого края оттаскивала — либо уговорами, либо вовремя вызванной помощью, сколько раз из неприятностей за уши вытаскивала… И только однажды не уследила.
Записная книжка наконец нашлась, и я быстро набрала номер домашнего телефона. Да, поздновато. Но до утра я не дотерплю.
— Алло? — приятный женский голос.
— Маргарита Сергеевна, здравствуйте, это Вася! — протараторила я. — Извините, что так поздно, но Валик не у вас?
Тяжёлая минутная пауза, и тихое:
— Вася? А кто это?
— То есть как кто? — изумилась я. — Мы с вашим сыном работаем вместе и…
— Мой сын Валентин умер тринадцать лет назад, — еле слышный и очень спокойный голос. — Утонул в реке. А вас, девушка, я не знаю. Доброй ночи.
Короткие гудки в ночной тишине оглушали. Я тупо смотрела на сотовый, а в груди бешено заходилось сердце. Умер тринадцать лет назад, утонув в реке… Это как раз тот самый случай, когда… В июне, едва нам исполнилось пятнадцать лет, мы с Валиком отпросились в пионерский лагерь. Алька уехала с группой на пленэр, и мне стало завидно. Я же уговорила родителей достать нам путёвки, о чем после долго жалела, но…
В тот вечер Валик поспорил с пацанами, что пойдёт купаться ночью на реку. А я витала в облаках с новой идеей и споре узнала только утром. Когда он не вернулся. Два дня лагерь стоял на ушах. А на третий день поисково-спасательная группа нашла Валика на берегу реки, в пяти километрах от лагеря. С черепно-мозговой травмой, одним лопнувшим лёгким и вторым, полным воды. По мнению спасателей, мы искали труп. А он выжил. И даже врачи не смогли объяснить, каким чудом.
Валика вертолётом отправили в больницу и положили в реанимацию, а я два дня жила на вахте и устраивала родителям скандалы, требуя забрать меня в город, не то сбегу. Сотовых тогда еще было, а в больнице про Валика ничего не говорили — мол, не родственница. И на четвёртый день я наконец доехала до больницы. И нашла друга в парке, под кустом сирени — с парой ссадин и синяков на физиономии, немыслимо здорового и втайне от медиков курящего.
Я нахмурилась. Тринадцать лет назад… Может, тогда… он и подцепил эту… сущность? Он ведь так и не рассказал, что случилось той ночью на реке. Только отшучивался и таинственно улыбался. И за ум взялся, изменившись, став спокойным и уравновешенным. Нет, рисковать не бросил. Но лезть в бутылку перестал, закончил и школу, в чем все сомневались, и вуз. В армию тоже хотел пойти, но Маргарита Сергеевна побоялась, что там он опять слетит с катушек, и отговорила. И с кем надо договорилась.
Встав, я подошла к окну. Пепел устилал замёрзшую дорогу рваным серым покрывалом. И если бы я знала, если бы представляла, если бы догадывалась о существовании потустороннего… Теперь, оглядываясь назад, я ясно видела те детали, которые могли бы насторожить. Повышенная живучесть и безотказное здоровье. Отсутствие фобий, особенно страха воды. И… интереса ко мне. Ведь сказал же, что… Может, и «дружил», потому что предполагал, что я окажусь писцом? Чтобы подкараулить момент и… А я сама себя сдала с потрохами, доверяя. Рассказав про Муза и книгу. И он понял. И вот…
— Васют?
Я вздрогнула, очнувшись от воспоминаний. Лицо заливали слёзы, горло сжимало сухими спазмами, в груди, надрывно клокоча, бушевало пламя.
— Успокойся! — Сайел обхватил мое лицо ладонями. — Посмотри на меня! На меня, говорю!..
Между нами протянулись длинные золотистые нити, и я отстраненно смотрела, как по ним, капля за каплей, утекают от меня к нему яркие бусины. И эмоции уходили, оставляя пустоту. Тяжёлую, душную, горькую и болезненную до дрожи. И понимание. Острое понимание того, что…
— Завтра тебе снова станет плохо, — хрипло сказал саламандр, — и очень больно. Но сегодня ты должна всё осознать. И принять то, что случилось. Прочь эмоции. Включай голову. Сегодня — сейчас! — ты должна поверить. В то, что было. И понять, чего ждать. Это не конец, Васюта. Это только начало.
