— Не особо, — я не покривила душой. — Скорее, неожиданно.
Саламандр взял меня под руку и вкрадчиво уточнил:
— Надеюсь, ты понимаешь, что встречаться с ним не стоит?
Я покладисто кивнула. А про себя подумала, что наверняка стоит, причём прямо завтра. Я даже похмельный синдром ради этого изобразить готова. И заплатить, сколько скажет. Правда, сначала одну догадку проверю. Вернее, сначала — к деду, а потом — догадка. И если догадка подтвердится…
Мы поднялись по ступенькам, и Сайел галантно открыл передо мной дверь. Я зашла в просторный вестибюль и насторожилась, но психов не приметила. Чистота. Шторки. Пальмы. Стол с искусственной ёлочкой и горой папок. Зевающая дежурная за столом. На тучном теле — синий медицинский халат, на шее — толстая голубая мишура, на голове — синий же колпак с белыми косичками и надписью «Хочу Деда Мороза!» Сонные глаза из-за стёкол очков смотрели грустно.
— Вы к кому? — тётка уныло открыла тетрадь.
— К Иннокентию Матвеевичу Седых, — ответила я и вежливо улыбнулась: — Я вам звонила недавно.
— А-а-а… — протянула тётка и посмотрела на меня с опаской. — А вы знаете, врач только что ушёл…
— Знаю, он меня на приём пригласил, — я улыбнулась ещё вежливее.
Дежурная посмотрела на часы, показывающее начало четвёртого, и вздохнула:
— У вас час. У вас, девушка. Только один посетитель, таков порядок. Давайте паспорт. Справка есть?
У меня всё есть. Справку на разрешение посещений мама для меня делала каждый год, каждый год вручала с наставлениями, и каждый же год «приглашение» протухало. Но Новый год — время менять традиции.
Тётка записала мои данные в тетрадь и показала на вешалку у стола:
— Раздевайтесь. Бахилы в автомате, пять рублей стоят, — и, набрав номер, прогнусавила в телефонную трубку: — Алё? Витя? К Седых пришли! К Седых, говорю! Вы что, уже отмечать начали?! Я сейчас Михалыванычу позвоню, он вас так отметит!.. Куда? В шестую? Там же холодно! А в седьмой что? — и хихикнула, прикрыв рот ладонью: — Ах, к маркизу графиня пришла… А в пятой? Всё занято? Ладно-ладно, в шестой — так в шестой.
Я сняла шубу и надела бахилы. Сайел шепнул: «Я — на улице. Осмотрюсь» и попятился. Тётка достала из тумбочки толстую шаль:
— Вот, девушка, оденьтесь. Шестая только свободная, а там холодно. Угловая она, промерзает. Идите по коридору налево и до конца. Деда вашего приведут сейчас. С наступающим.
— И вас, — я завернулась в шаль.
Завоняло псиной, но скривилась я про себя. Лучше запах, чем холод, к нему привыкнуть быстрее. И пошла по коридору налево, шурша бахилами. Так, пятая, двенадцатая, восьмая, и все — подряд… Наверно, атмосферу соблюдают. А вот и шестая. Я открыла дверь, но зайти не успела. Из-за соседней двери выпорхнул светловолосый юнец. Посмотрел на меня и улыбнулся лучезарно:
— Вы ангел? А я — посланник Бога!
— Неправда! — возопили надрывно из-за десятой двери. — Я никого не посылал! Это продажное чистилище, этот ничтожный и грязный мир не стоит того, чтоб о его землю пачкали ноги мои лучшие серафимы!
Я быстро перекрестилась и юркнула в палату с номером шесть. Не запирается изнутри, а жаль… А из коридора донеслось усталое:
— Юрик, ну сколько можно… Ты не посланник и не ангел, ты Гагарин! И не с неба ты прилетел, а из космоса! И не ты, а твой тёзка! Юрик, вернись!.. Семен Валерьевич, ловите его, улетит же!..
Крошечная комнатушка — три стула да стол, привинченные к полу, и никаких кактусов и шторок. Сев на стул, я сочувственно хмыкнула. Да-да, а я пришла сюда под руку с саламандром и впервые рассмотрела скрытую в человеке сущность… Всё рядом, все по краешку ходим… Дверь открылась, пропуская седовласого мужчину. Высокий, сухощавый, в полосатой пижаме. Длинные волосы забраны в хвост. На небритом узком лице неопрятные усы. Голубые глаза из-под кустистых бровей смотрели спокойно и рассеянно.
— Василиса? — дед узнал меня сразу. — Надо же, близяшки, а совсем разные… Ну, здравствуй, внучка.
Я встала и смущённо улыбнулась, но сказать ничего не успела. Иннокентий Матвеевич сгрёб меня в охапку, обнял крепко и зашептал в мою макушку:
— Вася, не смотри по сторонам и молчи!.. Везде глаза!.. Молчи и слушай!.. Дуся не сама умерла, кто-то пришёл за ней… Ей пришлось… самой. Иначе бы дар забрал. А дар нельзя отдавать, он — часть семьи, часть рода! Отец мой был, дед его был, деда бабка была — все писцы. И Дуся, наследная. Дар храни — он защита рода, забрать его — захилеем все. Умри, как Дуся, но не отдавай! Поняла?
Я кивнула, вернее, попыталась. Дед обнимал так крепко, что я дышала-то с трудом.
— Дуся знала, что он вернётся. Оставила бумаги, но последнее не отдам! Она велела хранить. Нельзя заканчивать, Вася. Нельзя. Закончишь если — не он придёт. Не он. Ты уйдёшь. Туда, к нему. Окно, Вася. Окно в Полночь. Твоей дверью он придёт, но и для тебя окно открыто. Заберёт дар.
Я оцепенела. М-мать, как же я сразу-то об этом не подумала! Связь двусторонняя! И не только «герой» идет сюда — я тоже туда иду! Он допишет мою историю — и я проснусь там!
— Окно, — повторил дед сипло. — Не заканчивай. Не заканчивай писать, как Дуся. Слушай. У писца только один дар — другого быть не может. Только одно — или тень, или дар. А у дара есть своя сущность. Это ключ. У всех писцов есть. Другой быть не может. А тень — это та же сущность. А место только одно. Для своего. И оно давно занято. С пробуждением дара занято. Он за Дусей шёл, но она успела раньше. Передала дар. А он не знал, что место только одно. Дуся так сказала.
Муз. И… мышь. У «героя» есть летучая мышка — вроде моего Муза. Ключ. То, что открывает дверь. И природный иммунитет против других сущностей. Значит, за себя я могу быть спокойна… Пока не разберусь, зачем он всё-таки прётся. Я вообще уже запуталась в его «героических» потребностях…
— Нападают, да? — тихо спросил Иннокентий Матвеевич. — Сущности нападают? Они всегда так делали. Телом завладеть хотят и даром. Кто-то — чтобы домой путь пробить, а кого-то… свои же подсылают. Напугать, чтобы за защитой побежала. Не согласишься сотрудничать — умрёшь. Умрёшь — дар другого выберет. Узнать завещание и воспитать нового писца под себя. Свои тоже, Вася. Свои тоже так делали.
— Свои? — я потрясенно смотрела на него. — Из… семьи, что ли? Зачем?
— Писец — инструмент, — пояснил он глухо и крепко сжал мои плечи. — Инструмент. Кто владеет — тот сильнее. Сущности несут силу. А это деньги, Вася. Место под солнцем. И долгая, очень долгая жизнь, без болезней и с силой. Писец — инструмент для посвящённых. И тебе надо выбрать сторону. Выбирай сама. Пока не заставили.
— Деньги? Как банально… — я разочарованно наморщила нос.
— Но на этом держится мир, — хмыкнул дед. — Что выберешь — деньги или помощь? Впускать тех, кто будет убивать, или выпускать тех, кто хочет вернуться домой? — и шепнул горячо: — Не все здесь те, кто лишился дома, понимаешь? Что выберешь?
