Да, дела-дела…
Запоздало вспомнив о насущном, я взялась за телефон: написала поздравительные эсэмэски родителям и Альке и проверила входящие. Мама ночью настрочила длинное сообщение, в которое вошло: а) поздравление, б) море пожеланий, в) предупреждение, что они вернутся домой к Рождеству, г) просьба явиться седьмого января в гости в обязательном порядке.
…и надо же было им уехать, да туда, куда даже не дозвонишься… Не то расспросила бы давно — о бабушке, о дедах… о писцах. Неужели мама ничего не знает?..
Отложив сотовый, я снова вернулась под ёлку. От Альки — три свертка с солями для ванны и прочими шампунями, от близняшек — то же самое, а вот Варюшкин подарок вогнал в ступор. И с минуту я ошарашено рассматривала вышивку — по-детски неумелую, кривоватую, но… Но — с Музом. Наверно, Алька эскиз рисовала… Чёрт, хоть бы эта нехорошая история обошла их стороной…
Рамочку с вышивкой я поставила на рабочий стол. Включила ноут, быстро глянула новости и села строчить письмо. На запах творчества примчалась крылатая синяя сущность и долго втыкала в собственное вышитое «отражение».
— Ужас! — заявил Муз разочарованно и сел на рамку.
Я улыбнулась и продолжила строчить послание. Юморное и позитивное. Я даже в рассказах умею лицемерить, да. И никто никогда не догадается, что за смешными зарисовками, от которых все ржут по полчаса, — моя больная нервная истерика и слёзы в три ручья. Про нападения промолчала, зато нажаловалась на приставучего верстальщика. И в красках описала «посланника Бога» и новогоднюю ночь. Посмотрим, что ответит.
Грустные мысли я отогнала прочь. Подзарядила Муза и себя небольшой зарисовкой с файер-шоу от Сайела, а потом выпила чаю заходила из угла в угол, размышляя.
Картина получалась невеселой. С одной стороны, вероятен раскол в семье, и я кому-то нужна как поставщик сущностей. С другой — есть некто, кто помогает сущностям обжиться. Дед сказал, что иногда писцов используют. Зачем тогда сразу пугать всякими «парнями с приветами и собаками», когда можно просто поговорить? А вдруг я поведусь на виллу на Канарах и соглашусь «поставлять»? Или «спасать»?
Кстати, ещё о «поговорить»…
Я посмотрела на часы и решила, что в бабушкины черновики полезу ночью. Путаюсь я во всех этих домыслах… Прояснить пару деталей и спать. И мне нужны имена, явки и пароли маминых «старших дядьев» — бабушкиных братьев. Уж кто-кто, а они должны знать и о семейном даре, и о «сторонах». Да и в прошлом бабушки не помешает покопаться. Я достала записную книжку и нашла нужный номер телефона. У мамы есть три старших брата и сестра. Но «старший» дядя — единственный, к кому можно пристать с вопросами. Тётя давно живет в Москве, а дядья — один на Камчатке, а второй — в Крыму. Не вариант.
— Алё, дядь Миш, добрый вечер! Да-да, я! С наступившим! Дядь Миш, вы говорить можете?.. Слышу, что с трудом… Может, завтра? Нет? Точно? Дядь Миш, я генеалогическое древо составляю, и у меня пробелы. Мама про бабушкиных братьев вообще говорить не хочет. Что? В смысле, из-за наследства? Ах, бабушкиного… Что, прям возле гроба?! Какой ужас… Я бы на месте мамы тоже их послала… И с тех пор ни-ни, только с Иннокентием Матвеевичем?.. Не, я понимаю, что не виновата, но стрёмно… Как зовут? Игнат и… Ленсталь? Или вроде того? — я задумалась, погрызла карандаш и сообразила: — Владлен? — и выпрямилась невольно: — А женат? А жену как зовут? Серафима? Чёрт… Извините, это я не вам… Просто… м-да… Дядь Миш, спасибо большое! Ага, и вы всем поздравления и приветы передайте! К маме?.. Думаю, на Рождество… Ага, отсыпаюсь. Хорошо, позвоню и соберёмся! До свидания!
Положив трубку, я долго сидела в оцепенении. Зашибись. Мои «незаметные» соседи — моя собственная родня… И ведь как скрытно сидят, партизаны… И не поверю, что не знали. А разругались из-за хаты и… обстоятельств смерти. По словам дяди Миши, Игнат так наехал на обоих своих братьев, обвинив их в смерти бабушки, что одного увезли с психозом, а второго — с инсультом. А потом и маме досталось — за грабеж. Чудная семейка… А не навестить ли мне родню? Заодно расспрошу Серафиму Ильиничну о видениях. Ведь всё сбывается. «Герой» идёт через меня, ко мне и за мной.
Я полчаса собиралась с духом, но зря. На мои нервные звонки в дверь никто не ответил. Я потопталась на пороге и вернулась домой. Ладно, теперь хотя бы знаю… Но как всё-таки умерла бабушка? Что с ней случилось, как это меня коснется?.. А ведь коснется же… Часы пробили восемь вечера. Я покормила Баюна, выпила чаю и стрескала шоколадку. Где бы позитива глотнуть?.. А ведь ещё черновики ночью разгребать и в истории «героя» разбираться… Крыша, ау, цып-цып-цып…
Спать я легла слегка окосевшей от неожиданного поворота событий. И проснулась… на школьном выпускном. Шикарно украшенный банкетный зал, полутьма, и фуршет почти закончен. Столы сдвинуты к стенам, светомузыка и истошно вопящие «Руки вверх!». И я, семнадцатилетняя, в коротком голубом платье и светлых плетёных босоножках, с косой чёлкой и сложной восьмипрядной косой, которую мама терпеливо плела часа два. Все танцуют, а я сижу в углу и пишу что-то на салфетках. Всегда была ненормальной… И вторая я, босая и в синей пижаме, у противоположной стены.
— Помнишь этот вечер?
Я вздрогнула, обернувшись. Высокая зелёная тень со смазанными чертами лица сидела рядом, на краешке стола, и смотрела на танцпол. И испугаться бы… но страха не было. Только щемящая радость и слёзы на глазах. Боже, как я соскучилась…
— Конечно, помню, — отозвалась тихо.
Подготовка началась с того, что мы с Маргаритой Сергеевной три дня уговаривали Валика надеть костюм. А он то нервно молчал, то огрызался — или пойдёт, в чём привык, или не пойдёт вообще. Отчаявшись, я пустила в ход тяжелую артиллерию — папу. А папа — доктор наук и профессор, физик-ядерщик. Постоянно то лекции читал, то по конференциям мотался, и в костюме при галстуке я его видела чаще, чем в домашнем. И папа себя не посрамил. После серьезного мужского разговора Валик явился на выпускной в костюме и с цветами, чем до слёз растрогал и свою маму, и меня.
— Помню… — повторила тихо. — Забудешь такое…
А после банкета Валик, поправив галстук, взялся клеить первую красавицу параллели. И «склеил» удачно. С одной стороны. Пока они уединялись, за ними рвануло человек пять конкурентов. А следом, учуяв недоброе, и я. И прибежала вовремя — ему только нос успели разбить. Я подняла такой визг, что перекричала музыку. И шпана разбежалась раньше, чем подоспел охранник. А девица, паскудно хихикая, смылась вперёд всех.
Но этим дело не кончилось. Сопротивляющегося Валика увели в медпункт, а я пошла мстить за друга. Повертелась рядом с зачинщицей и наступила каблучками на длинный подол. Кто же знал, что эта дура так от меня рванет, а платье у нее — такое хлипкое, а под ним — ужасные трусы в горошек? Ржали все. А меня потом её поклонники побить хотели. Все те же, пятеро. Но я знала, где мои одноклассники втайне пьют водку. И побежала к ним. И с криком: «Одиннадцатый бэ — отстой!» спряталась за нужные спины. Преследователи, будучи «бэшками», обиделись и обматерили мой родной 11А. И одноклассники отставили водку и засучили рукава. А там и Валик подоспел. А за ним — классуха с охранниками. Растащили драчунов и вызвали наряд. Во избежание.
