— Вальк, кому и зачем ты врёшь? — я остановилась на тропинке и посмотрела на него в упор. — Я, конечно, несильна во всех этих процессах… Но в огне брода нет. Ты должен был погибнуть дважды. Один раз — точно. И превратиться потом или в птеродактиля, то есть в оболочку, или в искру, как саламандры… Короче. Тела ты бы точно лишился. А оно у тебя есть, и вполне обычное. Что? Рядом со мной постоянно торчал саламандр, думаешь, я маломатериальное от материального не отличу? Кто ты такой? И хватит уже серединного изображать и прятать лицо, с-с-сущность!..
Таким я его ещё никогда не видела. Замкнутый, настороженный, закрытый. И взгляд бесцветный… страшный.
Я невольно попятилась. Наткнулась на скамейку и села. И быстро встала. Мало ли, что он про «не обидел» говорил… Этого Валика я не знаю. И руки снова зачесались дать по шее — чтобы не изображал, не пойми кого. А он был похож на зверя, который удрал из капкана, отгрызя себе конечности, и очень не хотел опять попадать в западню. Ибо, судя по «бесцветности», отгрызать-то больше нечего… И «герой» заметил, что он покрыт шрамами. А я, вся в собственных страданиях, никогда не задумывалась, через что друг прошел, как тень себя прежнего сохранил… Но если хочу, чтобы у нас что-то получилось…
Я всё-таки села. Отряхнула снег со скамейки, угнездилась, положив на колени сумку, собралась с мыслями и честно сказала:
— Вальк, вот мне плевать, кто ты такой. Высший — не высший, сущность — не сущность… И глубоко фиолетово, изменённый ты или обычный. У меня без тебя едет крыша, и мне плохо. И это не проходит, не замещается и не лечится. Но на поводки я тебя сажать не собираюсь. И привязывать, управлять и использовать — тоже. Я вообще этого не умею. Чего улыбаешься? Не «Око» я, а «Фарамир», да! Иди… на все четыре стороны. Колхоз — дело добровольное. Переживу. Опять придумаю себе «героя»…
Он фыркнул. Почти весело. Я насупилась, ковырнула носком сапога свежий снег и добавила:
— А если хочешь… остаться, рассказывай. Правду. Я хочу понять, кто ты, на что способен и чего от тебя ждать. Надоело, что все пудрят мне мозги и чего-то хотят, потому что я писец. И без них — параноик недоверчивый с кучей комплексов… Хочешь, чтобы тебе доверяли, — доверяй сам. Во всём. Или… Ты вообще зачем пришёл? Чтобы я опять что-то поняла?
Он посмотрел на меня задумчиво и оценивающе. Сущность в нём шевельнулась и вякнула. Я нахохлилась. От холода. Потому что минус двадцать восемь, смеркается, а подогрева нет. Сущность раскудахталась. Я глянула на неё недовольно. Может, зря апгрейдила?.. Было бы, на что нажать, в смысле — на больное, и раскололся бы наверняка… Теряю хватку. Саламандры со своей тоской по дому действуют на меня сугубо отрицательно.
Я ждала ответа, но Валик по-прежнему молчал, стоя в шаге от меня, только голову набок склонил и руки в карманы куртки спрятал. Бесцветный взгляд стал выжидательным. Сущность тоже замерла. Шантажист… Ну, ладно… сдаюсь.
— Между прочим, — заметила с вызовом, — я никогда тебя не обманывала. Себя — да, но не тебя. И если говорю, что мне пофиг на твою сущность и ваши изменения, значит, мне пофиг. Как и на то, что ты уже никогда не будешь прежним — тем, кого я знаю и помню. Важно другое, Вальк, — я помолчала, подбирая слова, и тихо закончила: — Важно, что ты выжил, выкрутился и не сломался. И… сохранил то, что всегда нас связывало. Иначе бы не стал подсказывать, защищать и спасать. И искать бы не стал. И сейчас бы не пришёл. И… очень важно, что пришёл. И… ладно, один раз соврала — открутила я болты у кресла Игорька, каюсь. Считай, должна бутылку. Вернее, две. Но в остальном…
Он усмехнулся. И у меня камень с души упал. Кажется, верит… После экспериментов и поводков «песца» это непросто, да, но…
— Вась, я и правда только высший, — Валик сел рядом.
Услышал сакраментальное «ды-ды-ды!» и обнял меня, подгребая поближе. Я не возражала. И ноги окоченели, и зуб на зуб не попадал. Нет, не зря апгрейдила. Подогрев рулит.
— Для местных писцов вытащить высшего — редкость. Их здесь побывало… немного, — начал осторожно. — Поэтому о способностях высших знают мало.
Я слушала. И грелась. Жизнь почти удалась…
— Высшими принято считать тех, у кого одна духовная оболочка и две силовые. У меня их… больше.
— Которых?
— И тех, и других.
Я повернулась и уставилась на него недоверчиво. Вот выражение глаз сменит — обычный парень. Такие в каждой подворотне тусуются. Джинсы, свитер, куртка нараспашку. Какие ещё оболочки?..
— А… сколько? И… что это дает?
Очередной оценивающий взгляд, и спокойное:
— Было восемь. Три духовные и пять силовых. Это, Вась, способность творить проекции самого себя. Полноценные и управляемые. Клонов, по сути. Да, ты права — в огне брода нет. Саламандр спалил сущность, но так и не понял, какую. И ты тоже не поняла, что я — это… не совсем я. Зацепилась только за машину, вернее, за её отсутствие, а в остальное поверила. Я проверял тебя пару раз на работе — раскусишь или нет… Не раскусила даже с подсказкой. Проекция получается точной копией меня почти во всём.
Я помолчала, напряжённо вспоминая тот вечер. Пережила его заново и неоригинально решила дать по шее. Ибо. Но Валик перехватил мою руку и добавил:
— Писец сам не понял, кого сделал. Он просто менял низшего на абстрактного высшего. Изменённого. Хамелеона, способного и силу скрывать, и… сущность. А потом накинул поводок и решил, что дело в шляпе.
— А оттуда полез кролик, — уточнила я мрачно. — Зелёный. И мутирующий.
— Причем каждодневно, — он ухмыльнулся. — Оболочки наращиваются… снизу. А поводок остается на одной — на верхней. Когда я создал первую проекцию, привязка осталась на ней. И нужен был только повод, чтобы… Вась! — и перехватил мою вторую руку.
Я посмотрела на него с подозрением и ляпнула:
— И в то время, когда космические корабли… Ты поди сидел с Гришей на работе или с какой-нибудь чучундрой в баре и пил коньяк?
Валик неожиданно смутился, а я воспользовалась моментом, повернулась и дала по шее. Боднулась, в общем, потому что руки держали.
— Засранец, — констатировала сухо.
— Есть немного, — не стал спорить.
На языке вертелось много чего нецензурного и обидного, но я мудро молчала. Весовая категория не та. Но память у меня хорошая. И фантазия богатая, а голова — больная. Надо что-нибудь придумать… А впрочем… и думать нечего. Дома саламандры «в цвету», ажно восемь штук. А с их мерзкими характерами и силы не надо — задавят не магией, так вредностью. Наверно, местами я всё-таки «Око».
— Так и будешь дуться и молчать?
— Я не дуюсь, — возразила с достоинством, — а планирую месть.
— Какую? — Валик загорелся. — Страшную? Я участвую?
— В главной роли и на переднем плане, — заверила искренне.
— А ты?
— Сценарий напишу и постою за кулисами. Подирижирую.
