– Место, где жить? – спрашивает Сэйдж.
– Нам нельзя возвращаться домой. Там он нас найдет. Наверное, он убьет нас после того, что мы сделали, – поясняет Рен.
Сердце бешено колотится, я пытаюсь свести все доводы воедино.
– Если кто-то хочет навредить вам, то здесь у него это не получится. Тут охранники. И доктора с медсестрами. На каждой двери замки. И камеры.
Я будто тюрьму описываю, хотя не уверена, что девочки знают про тюрьмы, раз они не покидали свой домик в чаще леса.
Сестры молчат, и я уже теряю надежду, но тут Рен что-то шепчет Сэйдж на ухо и поворачивается ко мне.
– Всего одну ночь? – спрашивает она.
– Да. А потом мы найдем для вас жилье, – говорю я, надеясь, что не превысила своих полномочий. Не знаю, какому протоколу они здесь следуют.
– Где? – произносит Рен.
– Существуют приемные дома… такие места, где принимают молодых людей, нуждающихся в помощи, – начинаю я. – Вам сколько лет?
– Мне девятнадцать, – сообщает Рен. – Сэйдж восемнадцать.
Я воздерживаюсь от того, чтобы выразить малейшее сомнение в их возрасте. Думала, они подростки лет четырнадцати, может, пятнадцати. Представить себе не могла, что они взрослые.
Стою, растерянно шевелю губами и соображаю, должна я что-нибудь сказать или нет. Не мое дело сообщать им, что для приемного дома они слишком большие… И даже если государство сделает исключение для Сэйдж, сестры будут разлучены, и Рен останется одна. Без помощи, без средств она, скорее всего, попадет в какой-нибудь приют для бездомных.
– Все нормально?
Обернувшись, вижу Шэрон, стоящую в коридоре на полпути от смотровой к нам.
– Готовы вернуться? – спрашиваю у девочек.
Взявшись за руки, они тянутся обратно. Я иду следом, и в голове рождается сумасбродная мысль.
Я заберу их к себе.
Тогда их не разделят, они больше не встретят какого-нибудь незнакомца, не будут спать на раскладушках в молодежных и женских ночлежках. Для сестер это будет наилучшее решение после всех испытаний и опасностей, которые они вынесли. Если я сейчас повернусь к ним спиной, то не смогу спать по ночам.
Я счастлива открыть свой дом перед этими милыми девочками. Пусть даже время не совсем подходящее, учитывая нынешнее сомнительное состояние моего замужества.
Вернувшись в смотровую, беру себе на заметку позвонить потом Бранту и рассказать обо всем. Не думаю, что он рассердится из-за того, что я поступила правильно.
А если рассердится?
Это меня заботит меньше всего.
Глава 23
Рен
– Вот, держи. – В дверном проеме появляется Николетта с охапкой одежды и запасных одеял. Она только что поселила нас в эту комнату. Сестра неподвижно сидит на краю огромной кровати, выступающей из стены у гигантского окна. Николетта предлагала каждой из нас по комнате с отдельной ванной, но я настояла, что мы будем вместе.
Я не признаюсь Сэйдж, но сама напугана не меньше ее.
Когда мы были маленькие, мама читала нам одну книжку. Там дети прошли через заднюю стенку шкафа и оказались в совсем другом мире с разными сказочными тварями, вещами и людьми, каких они никогда не видели.
Вот на что это похоже, только здесь реальная жизнь и нет сказочных тварей. Есть десятки незнакомых людей, называющих себя именами, которые я никогда не запомню. Они гордо сообщают свои должности, о которых я никогда не слышала, будто так они заслужат больше доверия.
Я не знаю, кому можно верить. Кто хороший и кто плохой. Если Мама нам лгала, то может солгать каждый.
– Спасибо. – Беру у Николетты вещи и кладу их на комод. Сегодня днем она привозила одежду для нас в больницу – чтобы было в чем ехать домой. Вещи нам велики, но они мягкие и приятно пахнут. Помощница Мэй и еще кто-то собрали наши платья и куртки, уложили в прозрачный мешок. Не знаю, увидим ли мы еще нашу одежду, но, думаю, это к лучшему, потому что еще не видела здесь людей в таких нарядах.
– Может, съездим завтра в город, если будет настроение? – говорит Николетта. – Купим вам что-нибудь новое из одежды?
Я сглатываю слюну.
– Ладно.
– Хочешь, покажу тебе ванную? – спрашивает она, кивая на дверь из спальни в небольшое помещение. – Там под раковиной есть пена для ванн с ароматом мяты и эвкалипта. Если полежать немного, лучше себя чувствуешь. Представляю, как у вас все болит.
Я не знаю, что такое «пена для ванн», но звучит неплохо.
Взгляд ее падает на мои босые ступни, которые до сих пор ноют. После нашего похода по ночному лесу они покрыты красными пятнами и волдырями.
– Идем. Я покажу. – Николетта проходит в ванную, я за ней. – Итак, чтобы пошла теплая, нажимаешь эту ручку. Повернешь влево – станет горячей, вправо – холодней. Как в больничной душевой. – Достав из-под раковины розовую бутылочку, она отворачивает крышку. – Выливаешь один-два колпачка под струю воды, образуется пена. Когда примешь ванну, возьмешь халат и полотенце вот здесь, в шкафчике. Чтобы слить воду, нажми эту серебряную кнопку.
– Спасибо. – Стою в проеме между спальней и ванной комнатой, а она показывает, как пользоваться огромной овальной емкостью, расположенной у стены. Уголком глаза вижу, что сестра даже не пошевелилась. – Я никогда не мылась… в ванне с пеной… раньше.
Николетта мягко улыбается.
– Ну и хорошо. Значит, получишь удовольствие.
Наши купания сильно отличались от этого. Дважды в неделю мама приносила небольшое медное корыто и наполняла водой, согретой на огне. Мы мылись по очереди, и вода оказывалась либо слишком холодной, либо чересчур горячей, и приходилось спешить, а не мыться в свое удовольствие. В остальные дни мы обтирались мочалками с мылом.
Я приму ванну… но не сегодня.
Николетта говорит, что у них тут система безопасности, и даже если мужчина появится здесь, то не доберется до нас.
Сейчас мне хочется побыть с сестрой. Она – единственная, с кем я чувствую себя как дома.
– Если что-нибудь понадобится, я рядом, – говорит Николетта. – Соседняя дверь. Только постучите.
Ласково нам улыбнувшись, она уходит, и я не знаю, закрывать за ней дверь или нет. Здесь все так любят двери и уединение, каждую комнату рассматривают как личное пространство. Не думаю, что я к этому когда-нибудь привыкну.
Забираюсь на кровать в «футболке» и «легинсах», которые дала мне Николетта, и накрываюсь одеялами.
– Ты собираешься спать? – спрашиваю у Сэйдж, которая не двинулась с края постели с тех самых пор, как мы сюда вошли.
Судорожно вздохнув, она поворачивается ко мне:
– Почему Мама нам лгала?
– Не знаю. – У меня слабеет голос. – Я слишком устала, чтобы сейчас об этом думать.
