«Предки, я так и думал. Вам действительно нравится издеваться надо мной, верно?»
Итак, я это сделал. Я наклонился, чтобы поцеловать призрак моей покойной бабушки. Но я постарался поцеловать её только слегка. Просто быстро чмокнуть в губы – достаточно, чтобы удовлетворить ту идиотскую магию, которая за всем этим стояла, но недостаточно, чтобы меня стошнило. Однако Серентия схватила меня за затылок, удерживая на месте, прижавшись губами к моим губам. Её дыхание врывалось в мой рот, как я ни пытался её оттолкнуть.
– Такова твоя благодарность, – произнёс совсем другой голос. Задыхающийся, измученный.
– Фериус? – громко ахнул я.
Мои глаза открылись, свет вверху ослепил меня, мутное пятно медленно превратилось в лицо, которое я впервые увидел при точно таких же обстоятельствах.
– Мы должны прекратить встречаться таким образом, малыш, – сказала она. Ухмылка Фериус была почти небрежной – почти, но не совсем, скрывая беспокойство в её глазах. – Люди подумают, что ты ко мне неравнодушен.
Инстинкт подсказывал, что я должен найти какой-то разумный ответ, но я обнаружил, что моя рука тянется к её руке, несмотря на резкую боль в плече – наверное, отец сломал что-то и там тоже, – и сжимает ладонь Фериус изо всех сил.
– И люди будут правы.
– Ну вот, – сказала она и повторила: – Ну вот.
«Предки, – подумал я. – Фериус Перфекс не находит слов. Теперь мы действительно в новом мире».
Что-то тяжёлое плюхнулось мне на грудь, сверху на меня уставились с пушистой морды глазки-бусинки.
– Ты уже закончил валяться? Я есть хочу.
– Дай мне секунду, – сказал я, с трудом переводя дыхание.
– Слезь с него, проклятый белкокот, – сказала Фериус, отгоняя Рейчиса. – Думаешь, я вдыхала воздух в его лёгкие только для того, чтобы ты мог его задушить?
Он издал рычание, удивительно свирепое даже для него.
– В чём дело? – спросил я.
– Негодница аргоси не позволила мне убить ни одного из голокожих магов. Не дала мне даже сожрать глазные яблоки твоего папочки.
Тьфу. Белкокоты вообще лишены чувства приличия.
Я поискал в себе хоть какое-то сожаление, вину за смерть отца. Всё это во мне было, не сомневаюсь, но изгой учится выживать, держась за настоящее, не заглядывая в прошлое. Значит, кое о ком я беспокоился сейчас гораздо больше.
– Шелла? – спросил я, пытаясь приподняться на локтях.
– Лучше оставь её ненадолго одну, – сказала Фериус. – Она ещё не готова ни с кем разговаривать.
Фериус имела в виду, что Шелла не готова разговаривать со мной. Я заставил её выбирать между братом и отцом, решать, кому из нас жить, а кому умереть. Никто не должен делать такой выбор.
– Правильно ли я поступил? – спросил я Фериус.
– Нельзя сказать наверняка, малыш. – Она сняла свою шляпу и вытерла лоб рукавом рубашки. – Наверное, ты остановил войну. Спас множество людей от того, чтобы они погибли за ложь. Но, с другой стороны, возможно, твой папочка был прав. Может, все мы лучше поладили бы, если бы одна страна, один правитель решал за всех, как им жить дальше.
Она сунула руку в карман чёрного кожаного жилета и в кои-то веки не вытащила курительную соломинку. Вместо этого она извлекла колоду карт.
– Аргоси не верят в предсказания, малыш. Эти карты не предсказывают будущее – они рассказывают только о том, что существует здесь и сейчас и способно сформировать будущее. Всё, что мы можем сделать, – как можно лучше их читать, а потом следовать нашим путём, куда бы он ни вёл.
Я задумался над её словами.
– Фериус? – в конце концов окликнул я.
– Да, малыш?
– Неужели ты умрёшь, если просто скажешь мне, что я поступил правильно?
Она улыбнулась, спрятала колоду карт в карман жилета и, конечно же, вытащила курительную соломинку.
– Сдаётся, и так может быть, малыш. Сдаётся, просто может быть.
Глава 67. Будущее
Следующие недели тянулись медленно, как застывшая патока. Я никогда не пробовал патоку и понятия не имею, с какой скоростью она движется в застывшем виде, но Фериус заверила, что это правильный способ описать те жалкие темпы, какими я нехотя шёл на поправку. Оказывается, не очень полезно, когда твои внутренности пытаются раздавить.
Некоторым магам из военного отряда моего отца было поручено держать меня в воздухе с помощью магии дыхания, пока мы – джен-теп и аргоси – продвигались на северо-запад к моей родине. Никто из сопровождающих не доставлял мне никаких хлопот, хотя, судя по виду некоторых, им того хотелось. Думаю, Шелла ясно дала понять, чем закончит любой, кто ещё больше меня ранит.
Судя по всему, были проведены переговоры и заключена сделка между недавно коронованной пятнадцатилетней Верховным магом джен-теп, двенадцатилетней королевой Дарома и ещё не достигшим годовалого возраста Живым Богом Берабеска.
Договор – два совместных пункта необычайно поэтической справедливости – скрепили размотанными прядями того, что раньше было довольно отвратным Бичом. Договор засвидетельствовала моя подруга Сенейра, официальный эмиссар недавно объявленного суверенным народа Семи Песков. Похоже, жители Семи Песков начали слегка уставать от того, что люди относятся к их землям как к игрушке великих держав, оказавшихся вовсе не такими великими, какими притворялись.
Мне рассказали, что, когда прибыли его войска, Шуджан встал перед ними, доказал, что он – их Бог, совершив несколько чудес, и вручил им два эдикта. Первый – божественное повеление соблюдать мирный договор. Второй являлся откровением: божество, как и поклоняющиеся ему люди, – слишком сложная идея, чтобы её можно было описать в одной книге или даже в шести. Потом Шуджан, шестиликий Бог берабесков, их правитель, мой друг, упал на землю и умер.
Он так и не увидел своего первого дня рождения. Я так и не попрощался с ним.
После своей официальной коронации Шелла собрала всех семерых принцев кланов и их советы лорд-магов и представила им неопровержимые доказательства медленного упадка, который все они замечали в своих кланах, но скрывали друг от друга, не понимая, что вся наша нация страдает от того же. Затем Шелла позволила некоторым оспорить её притязания на корону Верховного мага. Она обошлась с ними нежно. Мне сказали, что все они, кроме одного, рано или поздно поправятся.
– Наш образ жизни больше не будет прежним, – прямо заявила она великим домам джен-теп. – Мы больше не можем позволить себе смотреть на остальной мир сверху вниз. Мы больше не можем считать, что наш народ определяет только магия. Вместо этого мы должны верить: в нас, в нашей культуре есть нечто более глубокое, то, что существует за пределами заклинаний.
Эти слова принесли большой ужас и жгучий вопрос: а что же дальше?
