С тех пор как мы покинули земли джен-теп, каждый час бодрствования я пытался понять Проклятие и то, как оно действует. Обычное заболевание поражает или какую-то часть тела, например, печень, или какую-то систему, например, кровеносную. Но Проклятие – другое дело. Оно могло преследовать жертву сотней различных способов так часто, что это не казалось просто глупым невезением. В один прекрасный день на теле Фериус может появиться странная сыпь, на следующий день – по чистой случайности – она, поскользнувшись, упадёт и вывихнет лодыжку (и вывих не пожелает проходить), или порез, который почти мгновенно загноится. Как бы мы ни старались справиться с одной проблемой – например, вести себя как можно осторожней во время каждого её движения, – всегда возникала какая-то новая проблема.
Каждый день я наблюдал за Фериус, пытаясь понять смысл Проклятия, перебирая в уме его свойства. К данному моменту у меня имелось только два возможных объяснения: либо Проклятие – некий дух или преследующая её сверхъестественная сила, либо оно – болезнь, поражающая и тело, и разум и заставляющая Фериус саму наносить себе раны и ушибы всякий раз, когда она пыталась вылечить другие.
В любом случае, как остановить Проклятие? Если это дух, он до сих пор ускользал от моих жалких навыков магии шёпота. За всю жизнь я смог общаться только с одним духом ветра под названием сасуцеи: некогда она поселилась в моём правом глазу. Но Сузи, как я любил её называть, давно покинула меня. А если Проклятие – мистическая болезнь разума, заставляющая жертву саму провоцировать свои недуги? У Фериус была самая неукротимая воля, но и она не могла с этим бороться.
Значит, оставался только один выход.
– Ты просто должна держаться, – сказал я ей. – Как только мы доберёмся до столицы Берабеска, мы найдём способ уничтожить Проклятие.
– Как только мы доберёмся до столицы, – отозвалась она, толкнув лошадь пятками, чтобы заставить её двигаться дальше, – мы будем решать, как остановить войну, а не беспокоиться о лёгком кашле.
Вот так она каждый раз отмахивалась от подобных разговоров, напоминая, что у мира есть дела поважнее, чем жизнь одного странствующего игрока, и что Путь Аргоси заключается в том, чтобы предотвращать большие, неразрешимые беды, разбираясь с маленькими, исправимыми бедками, приводящими к большим, и не позволяя миру покатиться в ад ради одного человека.
– Мне жаль, – сказал я, когда мы поехали рядом.
– Всё в порядке, малыш. Я знаю, у тебя добрые намерения.
– Нет, я имею в виду: мне жаль, потому что я знаю – несмотря на всю фигню, которую ты несёшь насчёт следования Пути Дикой Маргаритки, легкомысленно относясь к тому, что с тобой происходит, на самом деле ты нацелилась на то, чтобы благородно умереть.
– С каких пор…
– Этого не будет, Фериус, – перебил я. – Я не позволю.
Она приподняла бровь.
– И кто же ты теперь, по-твоему, Келлен из дома Ке?
Она всегда называла меня так, когда я начинал говорить напыщенно.
– Никто, – ответил я. – Ненастоящий маг, ненастоящий аргоси, ненастоящий кто-нибудь. Как ты всегда повторяешь: я – малыш.
Пришпорив лошадь, я пустил её рысью.
– Я малыш, который собирается придумать, как проникнуть в чужую страну, найти их Бога и помешать ему начать самую масштабную войну в истории. А пока я буду этим заниматься, я собираюсь избивать упомянутого Бога до тех пор, пока он не исцелит тебя от Проклятия. Вот кто я такой.
Со своего насеста на шее нашей лошади, продолжая дремать на спине, Рейчис с закрытыми глазами пробормотал:
– Чертовски верно.
Глава 32. Граница
– Мы все умрём, – просвистел Рейчис.
Мы втроём сидели, пригнувшись, на гребне холма, возвышающегося над широкой поймой. Я всегда думал, что берабески – народ пустыни, но это не совсем так. Через их земли протекают две огромные реки, одна из которых находилась примерно в одной восьмой мили справа от нас. Их течение питает землю, отчего в изобилии могут расти пшеница и ячмень, а вместе с ними – и сами берабески.
– Их так много, – добавил белкокот.
Никогда ещё я не слышал в его голосе такой неуверенности. С другой стороны, мы в первый раз столкнулись с целой армией. Колонна за колонной солдаты в сверкающих золотых нагрудниках, аккуратно положив рядом с собой копья и кривые мечи, стояли на коленях на равнине. Их предплечья были обмотаны толстыми кожаными ремнями, защищавшими от порезов и в то же время позволявшими двигаться плавно и грациозно. Они размахивали руками в едином ритме, будто произнося заклинание, и непрерывно тихо, почти музыкально выговаривали что-то нараспев.
– Что они делают? – спросил я.
– Молятся, – ответила Фериус.
Я и раньше бывал в Берабеске. Дважды. Я видел, как молились берабески, но не помнил, чтобы молитва выглядела вот так. Когда я сказал об этом Фериус, та ответила:
– Ты когда-нибудь замечал, что берабески называют своё божество просто Бог, но все за пределами их страны называют его шестиликим Богом?
– Вроде бы.
Вообще-то я никогда не обращал внимания на это различие. До недавнего времени я просто считал, что все Боги – суеверная чепуха.
– Берабески монотеисты. Они верят, что может существовать только один истинный Бог. Проблема в том, что у них шесть разных священных книг.
Фериус опустила поля своей шляпы, чтобы защититься от яркого света восходящего солнца.
– В зависимости от того, какую книгу ты читаешь, «Бог» – либо безжалостный воин, либо трудолюбивый садовник, либо молчаливый отшельник, либо нежный целитель, либо увлечённый часовщик, либо кающийся грешник, который вечно держит мир рядом с солнцем, чтобы его народ не умер от холода.
– Как так вышло, что у них шесть священных книг?
– Никто точно не знает. Они начали с одной. – Уголки губ Фериус приподнялись в намёке на ухмылку. – Потом, пару сотен лет назад, ещё пять кодексов… нашлись.
Выражение её лица заставило меня призадуматься.
– Фериус, возможно ли, что аргоси просто придумали изменённые версии оригинального кодекса Берабеска – настолько разные, что разделили этот народ на шесть разобщённых религиозных сект?
– Скорее всего, другие истории уже существовали, и некоторые заинтересованные граждане просто позаботились, чтобы они не исчезли из-за того, что их никто не записывает.
Она подмигнула.
– Теперь мудрый тейзан может задаться вопросом, почему аргоси взяли на себя столько хлопот.
– Потому что это позволило бы берабескам жить в мире, но помешало бы им устроить массовый священный крестовый поход против остального континента. Всякий раз, когда одна секта пыталась что-то начать, другая вступала с ней в теологический спор, и всё на том кончалось.
