– А может, одна из твоих монет кастрадази укажет нам путь к туннелю? – спросила Нифения.
Я сунул руку в потайной карман рубашки. Кроме светила, у меня имелись монеты надзиратель, беглец, а ещё та, которую я назвал наблюдатель: на одной её стороне был изображён открытый глаз, а на другой – закрытый. Но я не знал, как ею пользоваться. И, наконец, жало, названное так потому, что оно жалило меня каждый раз, когда я пытался понять, как с ним обращаться. Я понятия не имел, как одна из монет поможет справиться со стоящей перед нами задачей.
Айшек, который обнюхивал каждую дверь по очереди, несколько раз тявкнул.
– Что он сказал? – спросил я.
Прежде чем Нифения успела перевести, Рейчис просвистел:
– Гиена удивляется, почему мы просто не попытаемся открыть дверь, за которой лежит мёртвый парень.
Глава 46. Труп
На своём веку я повидал немало трупов. Это профессиональные трудности, учитывая, что мой жизненный путь в основном связан с тем, что люди регулярно пытаются меня убить. Но вряд ли я когда-нибудь видел, чтобы из одного человека вытекло столько крови. Спереди белые одежды визиря кающегося Бога стали алыми от потоков крови.
– Зачем было перерезать ему горло и держать здесь, пока он не истечёт кровью? – спросила Нифения.
Судя по голосу, она чувствовала себя прескверно. Как правило, ей удаётся жить, не становясь свидетельницей стольких убийств, сколько вижу я.
– Это какое-то церемониальное убийство?
– Скорее всего, убийца хотел помешать ему позвать на помощь.
Я подавил отвращение к ужасной сцене и опустился на колени, чтобы посмотреть, что ещё тут можно выяснить. Обычно, чтобы перерезать человеку горло, его хватают сзади. Учитывая отсутствие брызг крови на узких стенах коридора в той стороне, куда было обращено лицо визиря, можно было предположить, что на него напали сразу после того, как за ним закрылась дверь.
Значит, его кто-то ждал? Нет, потому что место для засады не идеальное: слишком легко попасться на глаза жертве, как только она откроет дверь.
– Думаю, те, кто это сделал, искали тот же туннель, что и мы. Они следовали за визирем, пока он не привёл их к тоннелю, а потом убили.
– Как давно он умер?
Я жестом пригласил Рейчиса подойти поближе.
Белкокот пару раз обнюхал труп и сморщил морду.
– Четыре часа.
Айшек подошёл и мгновение осматривал тело, прежде чем коротко тявкнуть.
– Четыре, – настаивал Рейчис.
– Что он сказал? – спросил я.
– Неважно. Он – глупая гиена.
– Шесть часов, – перевела Нифения.
Рейчис хмуро посмотрел на неё. Иногда он немного завидует превосходному обонянию Айшека.
– Ладно, – сказал я, пытаясь осмыслить сцену перед нами.
Я разглядел следы нескольких пар ног, испачканных кровью визиря. Они вели к наружной двери. Гораздо труднее оказалось разглядеть то, что одна пара следов вела в двух направлениях – сперва в кровь наступили у выхода, но обошли лужу и направились в глубь туннеля.
– Что ты видишь? – спросила Нифения.
– После смерти визиря убийца увлёк тех храмовых стражников, с которыми мы столкнулись, в весёлую гонку по улицам Мебаба. Вероятно, он прошёл достаточно близко от салуна, чтобы, потеряв его, стражники ждали его возвращения неподалёку.
– Вот почему погнались за первым же иностранцем, которого увидели выходящим из салуна. И им оказался ты.
Я кивнул.
– Но к тому времени настоящий убийца уже сделал круг и вошёл в туннель.
Нифения посмотрела в тёмный проход перед нами.
– Значит, на доске появилась новая фигура. Что им нужно?
Мой взгляд упал на лежащее на земле тело. Большинство убийств совершаются небрежно; даже профессионалы иногда допускают небольшие ошибки. Но убийство визиря, а потом проникновение в туннель были выполнены мастерски. Сколько аргоси в гостинице хотели забрать у меня Бич и покончить с угрозой Бога Берабеска раз и навсегда? Я вспомнил слова Пути Горных Бурь: «Если бы всё зависело от меня? Если бы я носил тот дароменский артефакт, который тебе дали Шептуны? Я забыл бы всё, чему учила меня Фериус, отказался бы от любых притязаний называть её своим другом и пошёл бы убивать кого придётся, чтобы спасти ей жизнь».
– Пошли, – сказал я, поворачиваясь к наклонному проходу, который должен был привести нас под стены, защищающие храмовый город Махан.
Я поднял свою светящуюся монету и последовал за её лучом, чтобы начать спускаться по скользким камням в темноту.
Когда мы дошли до первого поворота, Нифения сказала:
– Подожди. Где Рейчис и Айшек?
Она повернулась, но я взял её за руку и повёл дальше по туннелю. Я был почти уверен: белкокот что-то задумал.
– Они догонят нас через минуту. Ты, наверное, не захочешь видеть, чем они занимаются.
– Не вешай это на меня! – громко жуя, невнятно откликнулся белкокот у входа в туннель. – Если бы кто-нибудь накормил нас в гостинице, сейчас нам не понадобилась бы закуска.
Как оказалось, отсутствие подходящих закусок было меньшей из проблем Рейчиса.
– Никогда не думал, что закончу свои дни, застряв в лабиринте, – проворчал он мне. – Я планировал более благородную смерть, знаешь ли.
– Да? Какую, например? – спросил я, освещая быстро меркнущим светилом ещё один сырой проход впереди.
Мы с Фериус ошиблись насчёт того, что к храму ведёт обычный туннель. Под тщательно спроектированными улицами Мебаба находились остатки гораздо более древнего города, жители которого наверняка умерли с голоду, заблудившись в лабиринте улиц. Эти улицы как будто поворачивали назад через каждые несколько кварталов. Хуже того, поскольку всё лежало в руинах, мы могли пройти несколько десятков ярдов по какому-нибудь проходу – и обнаружить, что он завален обломками. Мы поворачивали назад в поисках обходного пути, но попадали в очередной тупик.
– Я тут умру, – пробормотал Рейчис.
Айшек весело тявкнул.
– Заткнись, – отозвался белкокот и добавил: – Тупая гиена.
Я вытащил карту, которую дал мне Путь Горных Бурь, надеясь, что где-то на запутанном маленьком плане есть некий ключ к тайному проходу, ведущему в храм. Но в крошечных линиях ничто не указывало на скрытый вход.
– Келлен, ты в порядке? – спросила Нифения. – Ты потеешь.
– Я в порядке. В полном порядке, правда. Это лучшее время в моей жизни.
Три года назад, незадолго до того, как покинуть дом, я оказался в шахте под нашим городским Оазисом. Именно тогда я впервые обнаружил, что ненавижу замкнутые пространства.
