Моя жизнь была безумным, ужасающим адом, и всё-таки настолько полной диковинных чудес, что я громко рассмеялся лишь потому, что вспомнил их все. У меня бы ничего этого не было, если бы мне позволили жить так, как я всегда мечтал, если бы родители не отняли у меня магию.
– Я действительно прощаю маму, – сказал я наконец. – И тебя тоже прощаю, отец.
– Правда?
По-моему, я никогда раньше не видел, чтобы отец плакал. Даже сейчас в одинокой слезинке в уголке его глаза было некое суровое благородство.
– Правда.
Я сделал долгий медленный вдох и очень осторожно открыл застёжки своих футляров с порошками.
– Но я не позволю тебе пройти.
Ни мои слова, ни поступки не удивили его и всё-таки как будто причинили ему боль. Я ожидал, что он будет угрожать или ругать меня, напоминать, какой силой обладает и как хорошо знает все мои трюки. Я подумал: возможно, он обвинит меня во лжи, раз я заявил, что прощаю его.
Поэтому меня удивил его вопрос:
– Ты позволишь сначала объясниться, прежде чем каждый из нас сделает тот последний шаг, после которого не будет пути назад?
Я колебался. Те ничтожные преимущества, какие я получаю в поединке, даются мне благодаря быстроте рук и тому, что я застаю людей врасплох, говоря слова, которые заставляют противника дрогнуть во время атаки. Мой отец не просто предлагал объясниться, но просил моего разрешения, и мне это кое о чём сказало. Во-первых, есть очень много того, чего я не знаю.
Во-вторых, мы не одни.
Глава 60. Сны песка
– Где она? – спросил я.
Наверное, мне полагалось бы радоваться, что отец не попытался солгать.
– Твоя сестра где-то рядом. Слушает.
– Она просила дать мне ещё один шанс, не так ли?
Он кивнул.
– Ша-маат всегда верила, что если я буду с тобой честен, по-настоящему и полностью честен, ты начнёшь понимать, почему мои поступки, которые ты считаешь столь презренными, необходимы для выживания нашего народа. А если ты это поймёшь, мы с тобой могли бы…
Он оглянулся и посмотрел на то место в тёмной пустыне, которое я не мог видеть.
– Ша-маат верит, что правда вернёт тебя к нам.
Я проглотил дюжину проницательных замечаний и сотню гадких резких ответов. Ни одна из возможных реплик не была достаточно умна, чтобы оправдать боль, которую они бы причинили. Может, я наконец-то становился тем человеком, каким Фериус учила меня быть, какого иногда видела Нифения, когда смотрела на меня мечтательным взглядом, прежде чем снова исчезнуть из моей жизни. Думаю, за последнее время я просто видел больше страданий и душевных мук, чем мог выдержать, и знал, что им ещё не конец.
– Тогда говори, – сказал я. – Я слушаю.
– Я показал тебе мрачное будущее, которое ожидает наш народ, поскольку наша способность владеть основными силами магии ослабевает. Слишком много поколений мы вступали в браки ради таланта, и нас слишком мало, чтобы это исправить. Мы должны…
В уголках его глаз появились морщинки, словно предвещая боль от следующих слов.
– Мы должны принять в наши ряды чужаков.
– Даром был бы для таких попыток хорошим кандидатом или Берабеск, если уж на то пошло. Очень жаль, что ты решил кинуть их всех.
Ярость мелькнула на лице отца, но вскоре он снова взял себя в руки.
– Я же говорил тебе, что родов джен-теп не хватит, если нам придётся…
– Если джен-теп потеряют слишком много магов, помогая дароменской империи вести войну против Берабеска. Да, я помню. Только ты забыл упомянуть ту часть, где ты решил: простое выживание для наших людей недостаточно.
– Мы – народ магов, Ке-хелиос, а не слуги варваров, которые оценивают себя по тому, сколько у них мечей и лошадей, или по тому, который из дурацких образов Бога преследует их в лихорадочных видениях. К такому стремятся суеверные дети, а не великие цивилизации. Неужели ты хочешь, чтобы мы превратились в шутов и следующие три сотни лет выпрашивали объедки для своих столов?
– Мы могли бы стать учителями, отец. Принося дары наших предков тем, кто никогда не знал, что тоже может владеть магией этого континента.
– Учителями? – ярость алым цветом разлилась по его щекам. – Ради чего? Чтобы варвары могли узнать наши секреты и взять то, что принадлежит нам, для того только, чтобы вернуться потом к своему народу, которому будут всегда верны? Чтобы доказать, что в джен-теп нет ничего особенного, кроме экзотических металлов в рудных жилах под нашими Оазисами?
Я покачал головой, не зная, смеяться или плакать над этой трагедией – непреходящей гордыней моего народа.
– Не смей смеяться надо мной, мальчик! Я твой отец! Я твой король. Я…
– Ловкач, – сказал я. – Торгаш, который охотится за теми же суевериями, над которыми постоянно насмехается.
Я поднял правую руку с татуировкой огня, где он ухитрился наложить новый сигил поверх контрсигилов, которые нанесли они с мамой.
– Как ты это сделал, отец? Как открыл новый способ привязать магию к человеку? Именно так появился Бог берабесков, верно? Арканисты всегда знали, как записать на плоти заклинания, но этого было недостаточно. Чудеса слишком сложны. Они требуют совершенно иного набора физических законов – тех, что могут быть созданы только с помощью…
Мои пальцы потянулись к чёрным отметинам вокруг левого глаза.
– Чёрной Тени. В Аббатстве Теней аббат изучил узоры, которыми бабушка обручила меня с тенью, и нашёл способ повторить такое с другими.
Отец кивнул.
– Серентия раскрыла эту технологию. Мы просто никогда не понимали, что она сделала – почему она обручила тебя с тенью. Железо, огонь, кровь, дыхание, шёлк, песок – единственные эфирные грани, дающие лишь узкий набор возможностей. Но тень? Существуют десятки, а может, и сотни различных физических законов, из которых можно вывести новые заклинания, настолько сложные, что они сродни…
– Чудесам, – добавил я. – Когда мама пробралась на территорию берабесков, чтобы изучить пути арканистов, она поняла, как можно объединить две технологии, чтобы творить чудеса.
– «Чудеса» – слово фанатика. Это лишь новая ветвь магии, и понадобятся десятилетия, чтобы полностью расшифровать её дивные возможности.
– Может быть, но до сих пор всем остальным они казались чудом. Итак, ты скормил маму арканистам, заставил её одурачить их и заставить думать, будто им самим пришла в голову идея создать Бога, которому будет поклоняться их народ. И ты был голосом в голове Шуджана, говорящим ему, когда и как активировать заклинания, вырезанные на его коже.
Он кивнул.
– У Берабеска есть свои проблемы. Люди, объединённые только верой в то, что к ним однажды вернётся Бог, устают ждать. Мы дали арканистам возможность наконец-то сплотить нацию и уничтожить дароменскую империю, которую они так презирают.
