— Меня некому сопровождать, разве что… Жиль поправится.
Одна лишь мысль об этом заставила ее в страхе взглянуть на потолок, будто ожидая услышать оттуда его голос.
— Только не это… он вознамерился… твердо вознамерился… жениться на мне!
— Вы можете обратиться в городской магистрат и попросить его вернуть вас вашей мачехе.
— Как вы можете предлагать такое, когда я рассказала вам, насколько она ненавидит меня? — спросила Ола. — Нет… я доберусь до Парижа, даже если мне придется купить лодку и грести самой через пролив!
Она вздохнула и раздраженно добавила:
— О, почему Англия — на острове?
Маркиз улыбнулся.
— Это сослужило нам добрую службу, когда Наполеон хотел оккупировать нас!
— Это было давным-давно, и если бы не море между нами и Францией, я могла бы отправиться в Париж верхом или поехать в дилижансе, хотя, по-моему, он очень неудобен. Я часто видела его, когда была в монастыре.
— Мне кажется, оба способа путешествия не особенно приятны, — сухо заметил маркиз.
— Я отправилась не наслаждаться путешествием, — запальчиво возразила Ола. — Вы, кажется, не понимаете, что я бегу от несчастной жизни, и вы, должно быть, очень бесчувственны, если не можете понять моих страданий.
— Между прочим, в настоящее время я озабочен своими страданиями, — заметил маркиз.
— И каковы же они? Вы проигрались в карты? Или потерпели крушение в любви? Это не согласуется с вашей репутацией, господин маркиз!
Она сказала все это с сарказмом и поразилась, как гаев исказил лицо маркиза.
— Вы впредь будете сохранять учтивость, — резко сказал он, — или я оставлю вас здесь саму разбираться с вашими проблемами, и это с моей стороны было бы гораздо разумнее!
Ола умоляюще сжала руки.
— Извините… пожалуйста, простите меня… да, я нагрубила… я не должна была говорить так. Пожалуйста… пожалуйста… помогите мне! Если вы откажетесь, я… брошусь в воду. Вряд ли кто-нибудь заметит это, и меня обнаружат утром, плавающей в море!
Ола говорила в таком трагическом тоне, что маркиз, несмотря на свой гнев, невольно рассмеялся. Затем он сказал:
— Я принимаю ваши извинения, но в будущем вам придется полагаться на меня, поэтому сдерживайте ваш язычок и ваше воображение, иначе я вынужден буду предоставить вас вашей судьбе!
— Пожалуйста… не делайте этого!
— Как человек разумный, я именно так и должен поступить. Меня вовсе не интересует, за кого вы выйдете или не выйдете замуж, у меня тревожное предчувствие, и по здравому смыслу мне следует отослать вас обратно к вашей мачехе!
— Но вы не сделаете этого, — тихо сказала Ола.
— Я не могу придумать, как поступить иначе.
— Я скажу вам, — робко произнесла Ола. — Вы доставите меня в Кале на вашей… яхте. Ведь этот туман скоро рассеется?
И она поднялась, чтобы пойти к двери и выглянуть наружу.
В этот момент послышались тяжелые шаги на лестнице, и к ним спустился владелец гостиницы.
— Я не знаю, пожелаете ли вы остаться здесь на ночь, мэм, — сказал он, — но у меня есть пустующая маленькая спальня, которую вы можете занять, правда, она не так удобна, как та, в которую мы поместили бедного раненого джентльмена.
Ола глядела на маркиза.
— Я беру эту леди с собой, — сказал он и увидел, как лицо Олы преобразилось от радости.
Хозяин же, напротив, был явно разочарован.
— А как быть с джентльменом, который наверху?
— Он позаботится о себе сам, когда ему станет лучше, — ответил маркиз. — Но, как я понял, у леди был чемодан в экипаже, в котором она ехала. Что с этим экипажем?
— Слуга, видно, не пострадал, — ответил хозяин, — и отвел лошадей в конюшню в конце дороги.
— Тогда пошлите вашего Джо за чемоданом, — распорядился маркиз, — и пусть он потом проводит леди и меня к причалу, где стоит моя яхта. Это примерно в пятидесяти ярдах отсюда.
— Я пошлю его, сэр, — ответил хозяин.
Он подошел к лестнице и стал звать Джо, Ола повернулась к маркизу.
— Я так благодарна вам! — сказала она. — Спасибо-спасибо вам! Я думаю, что вы — ангел, посланный спасти меня.
— А я думаю, — ответил маркиз, — что у меня на самом деле слегка не в порядке с головой, или же поглощенный мною бренди оказался крепче, чем я предполагал.
— Нет, вы добрый самарянин
[1]
, — сказала Ола, — потому что ведь я тоже, как уже говорила, действительно оказалась среди… грабителей!
Стоило ей опять вспомнить о своем кузене, лежавшем наверху, как ее глаза в страхе обратились к потолку, и маркиз, видя изящные очертания ее длинной шеи и переливы света на ее волосах, сказал себе, что он и вправду ведет себя как глупец.
Ведь, уезжая из дома, он поклялся, что никогда больше не будет иметь дело с женщинами за исключением тех, кто просто продает себя тому, кто больше заплатит.
Он навеки поклялся, что никогда впредь не будет глупцом, вообразившим себя влюбленным.
Одна мысль о Саре приводила его в бешенство, и он хотел сжать кулаки и ударить по чему-либо или по кому-либо, чтобы дать выход чувствам неистовства и ярости.
Несмотря на полученный им урок, после которого любой мужчина настроился бы и задумался, прежде чем даже взглянуть или заговорить с какой-либо женщиной, называющей себя леди, он позволяет вовлечь себя в дела этой девушки.
Разве что только потому, что он не смог не сжалиться над ней, оказавшейся в столь отчаянном положении.
С другой стороны, с чего он взял, что она рассказала ему правду? Все могло быть такой же ложью, какой окружала его Сара.
Маркизу внезапно захотелось изменить свои намерения и сказать ей, чтобы она все-таки сама справилась бы со своими трудностями.
А может быть, еще проще: ему надо лишь сказать, что он пойдет посмотреть, не установилась ли погода, и исчезнуть в тумане, не вернувшись назад.
Это было бы и возможно, и предусмотрительно, и благоразумно, однако до подобных грубых уловок он никогда еще не опускался.
Тем не менее его благородство, рыцарство или простая порядочность, как бы это ни называлось, привели его лишь к недоверию к женщинам, превратили в скептика, и он был уверен, что останется таковым на всю жизнь.
«Никогда не доверяй женщинам — они всегда предадут тебя!»
Это звучало бы как чужое назидание или цитата из прочитанного романа, если бы не было собственным убеждением, укоренившимся в глубине его сердца.
