— Почему вы так мало общались в последнее время? — спросил Даниил.
— С Егором? — Алина выдохнула. — Просто. Так бывает. Это в школе мы были не разлей вода, но потом у каждого свои интересы, свои проблемы. Ты ведь не знаешь…
Она осеклась.
— Каково это? — без обиды подхватил Даниил. — Да, ты права. Быть единственным ребенком в семье — по-своему привилегия. Как минимум, никто не назовет тебя «рыжей, рыжей, конопатой».
Алина улыбнулась.
— Мне кажется, что он был влюблен в тебя, — продолжил Даниил. — Ну, так, как может любить брат сестру. Вот я и удивляюсь, что случилось. Ведь помнишь, как мы втроем гуляли по берегу тем летом? Или когда Егор раздобыл мопед, старую «Ригу», и мы катались на ней по городу, помнишь?
Улыбка Алины никуда не исчезла, но глаза были на мокром месте. Даниил обнял ее крепко.
— Не нужно, — сказал он. — Ведь все обиды в прошлом, так? Он ведь обидел тебя? Иначе я не понимаю…
Она покачала головой.
— Что же тогда?
Дрогнули губы.
— Это я любила его. То есть… не как брата.
Даниил задержал дыхание. Будто нырнул в воду. Вода давила на него со всех сторон. Она была холодной, в ней было неприятно находиться. В ушах шумело, булькало.
— Но он ничего не понял. Я думала, что это случайность, что так может быть только один раз. Но ему казалось, что все это правильно, что так и должно быть.
Трубы. Бледные стены. Матерные слова. Взгляд Даниила блуждал по элементам окружающей действительности, находя одну-единственную зацепку, которая подсказала бы, что все это — на самом деле.
— Ты сама предложила? — спросил он.
— Да. Потому что с ума сходила без тебя. Это случилось, когда мы оба были в старших классах. Прошел год, второй… а я все не могла вернуться в реальный мир, думая о тебе. А Егор был рядом. Он был нежен, и я как будто бы перенесла на него все то, что любила в тебе.
— И вас застукали?
Алина не смогла ответить, потому что утонула в слезах. Даниил хотел найти в себе силы, чтобы утешить ее, но не смог.
— Вас кто-то заметил?
— Да. Один придурок из вечерней школы. Тогда я уже сказала Егору, что мы не можем это продолжать, но он, наверное, думал, что нужно проявить силу. Показать, что он — мужчина. Он прижал меня к стене и полез под юбку. Зажал мне рот рукой. А потом долго целовал. И все это — под школьной лестницей. Он как будто бы обезумел на время.
— И по школе поползли слухи?
Кивнув, Алина склонила голову и обхватила ее руками.
— Это я во всем виновата.
— Нет, — твердо сказал Даниил. — Ты не виновата.
Он обнял ее, и в долгом молчании они просидели минут двадцать. Может, больше. Время двигалось странным образом, будто по трубам вода — вверх, вбок, вниз. Оно отсчитывалось каплями, разбивавшимися о грязный умывальник.
Ту ночь Даниил провел не дома. Дмитрий Тищенко не стал расспрашивать его о том, что случилось. Старик предложил гостю место на диване в комнате отдыха, сам же отправился на широкое кресло рядом с книжным шкафом и искусственным фикусом.
— Я все равно плохо сплю по ночам, — объяснил он. — Так хоть телевизор погляжу, что ли. Надо же свои обязанности сторожевые выполнять.
Даниил засыпал мучительно, ведь его посещали видения где-то на границе между сном и явью. Бурный секс с Алиной перемежался с истеричными криками Ольги, и наоборот, и каждый раз, открывая глаза, в ужасе хватая воздух ртом, он испытывал чувство стыда перед Тищенко, будто старик мог видеть его глазами и его разумом. Но тот упорно смотрел на экран телевизора и будто бы даже не обращал на Даниила никакого внимания.
18
Гурин припарковал свой темно-синий джип Grand Cherokee у кафе «Бриз». Застегнув на все пуговицы дубленку и натянув на голову шапку-пыжик, он вышел из машины и направился по ступеням к входу в заведение.
На часах было уже за полночь, и лишь для некоторых посетителей двери кафе все еще были открыты. Кравченко сидел за столом у окна и медленно ел клубничное мороженое из огромной пиалы. Он был один, если не считать молоденькую официантку в белой сорочке и черных брюках, с улыбкой скромной девицы, и еще песни Михаила Круга.
— И как ты в такой мороз это ешь? — усмехнувшись, спросил Гурин, присаживаясь за стол прямо напротив Чижика.
— Вкусно — вот и ем, — ответил тот, пожав плечами.
Заказав кофе и десерт тирамису, Гурин достал из кармана четки и стал их крутить. Чижика это позабавило.
— По душе подгон пришелся? — спросил он, подмигнув собеседнику.
— Да. Но мне не по душе, что этот чертов Некрасов опять свой нос сует куда не следует. Так что ты ему сказал?
Кравченко подался назад, тяжелым взглядом посмотрел на Гурина.
— Да все, как есть.
— Чего?! — у главы администрации глаза на лоб полезли.
— Да по растрате той. Сижки, два блока, — взмахнул рукой Чижик. — Не кипишуй, про остальное — молчком. Так-то он не фуфло мне загонял, а все по делу. Для корешей брянских полезно. Ну и я ему в ответочку.
Гурин вскинул брови. Он явно был недоволен, но ничего не сказал. Только четки стал крутить быстрее, нервознее.
— Думаю, пора бы его на место поставить, — сказал он, поразмыслив. — Без жести. Всяк сверчок знай свой шесток.
— Звучит по-пид**ски, — заметил Чижик, ткнув ложкой в воздух.
Гурину принесли кофе и десерт, и он с довольным видом принялся уплетать тирамису. Кравченко закурил, закончив с мороженым.
— Дубаря даем в этот раз, — многозначительно сказал он.
* * *
Утро пятницы в прогнозе погоды назвали самым холодным за последние двадцать три года. Столбик термометра опустился до отметки в пятьдесят градусов. Были отменены занятия у школьников с первого по четвертый классы, а также приостановили работу некоторые организации. Опустели улицы.
Мороз стоял такой, что воздух, казалось, трещал и лопался, как арбуз от спелости. Небо выглядело светлее обычного, ведь далеко за сопками уже подбиралось к горизонту солнце. Полярная ночь должна была закончиться в начале следующей недели.
Когда зазвонил рабочий телефон, Лидия Витальевна сидела в кожаном кресле и щелкала семечки. Глядя на пустовавшее кресло заместителя — мягкотелой Марии Игнатьевны, которой пришлось остаться дома с сыном-первоклашкой, она вспоминала те времена, когда ее собственная дочка была еще совсем крохой. Маленькие ручки, доверчивый взгляд. Годы прошли, и дочке уже исполнилось тридцать, и у нее брак с каким-то работягой, который вроде бы и ничего, но звезд с неба не хватает. Тяжела женская доля…
Ответив на звонок привычным «алло», она услышала голос Ольги. Вот, подумала Лидия Витальевна, еще одна жертва тяжелых отношений. И голос какой-то не свой, и речь невпопад.
