— Что? Не узнаешь свой тарантас? — явно забавляясь, спросил Хромов. — Ну и ты там, за баранкой. Звезда, короче! В журналах печатают…
— Ну и глазастый ты, Митя, — задумчиво произнес Черепанов.
«…На Клондайк люди ехали сами, чтобы быстро разбогатеть и вернуться домой. На Колыму их загоняли „эффективные менеджеры“, чтобы обречь на медленную смерть и навечно оставить лежать среди смерзшейся щебенки под безымянными колышками, на которых в лучшем случае прибиты крышки от консервных банок с процарапанными номерками заключенных…»
Прочитав это, Толик отдал журнал Мите. Как раз подошла бортпроводница — хорошенькая девочка, светлые волосы и веснушки доброй россыпью на носу и щечках — и уточнила, чем может помочь. Хромов попросил принести воды — запить таблетку от изжоги.
— После вчерашнего, все-таки, нехорошо, — объяснился он, когда бортпроводница ушла. — Сейчас бы похмелиться — так сразу загонят в вахтовку — и в путь. Два месяца без бухла.
Черепанов кивнул, согласился. Но мысли его были далеко. Он все думал о светлых волосах, веснушках, пленительном взгляде зеленых глаз и запахе… ее запахе. Внешность бортпроводницы напомнила ему о Тамаре. Впрочем, даже не напомнила — она и без того не уходила из его мыслей. Всколыхнула, приятно напрягла. Зажгла его.
«Через час Ту-154 начнет снижение, — думал он. — Через полтора — получение багажа, черная лента транспортера, толкотня. Еще два часа — и уже на месте, без томительного ожидания в городе — на перевалочной базе. В знакомой комнатке. Тамара, конечно же, выкроет время, забежит. Или к себе позовет. У нее-то комнатка одноместная. Закроет дверь на замок и кинется в объятия — крепкие, разумеется. Ведь три месяца не виделись — с середины июля, когда у нее в прошлый раз кончилась вахта.
После ее отбытия был целый месяц работы. Суровой работы в суровом краю, без поблажек. После — извечное возвращение, будто в слезливом кино, и как-то пресно. Кажется, будто нет никакого смысла в этих двух месяцах в Рязани. Вдалеке от Тамары. Топить печаль в бутылке не хочется — пробовал, но радостный туман рассеивается слишком быстро, да и девки, которые вроде бы не против близости, не цепляют, не нравятся, все у них лица не те, не тот разговор, нет Тамары в них, и не должно быть!
Надо предложить ей… объединиться. Нет, стремно как-то звучит. Сойтись. Жить вместе. Ну а что, неплохая ведь затея — перебраться в Магадан к Тамаре. Ну и к работе поближе. Не узнал бы кто на месторождении, что между нами. А то ведь нельзя. Как будто эти чертовы правила на что-то влияют! Если подруга под боком — что же, работа не сработается?»
Вернулась бортпроводница — принесла воду. Митя запил таблетку, отрыгнул. Черепанову он не был ни другом, ни приятелем — просто знакомым, оказавшимся с ним в одном ряду в самолете.
«Но почему она перестала звонить? — продолжал размышлять Черепанов. — Обиделась на что? Да нет же, повода не давал. Когда из Магадана вылетала, в середине сентября — звонила. Веселая была. Добралась — тоже сообщила. Прошла неделя — и ни слуху ни духу. А ведь уже восемнадцатое октября. Узнать бы через Кондрашку, или через Колю Пивоварова, да никак — первый начнет сразу задавать вопросы, потому что не в меру любопытный, а второй сейчас в Магадане, месяц у него до начала работы…»
Черепанов наблюдал за тем, как к самолету медленно подъезжал грузовичок ЗИЛ-130. В кузове — трое плечистых парней. Сейчас начнут разгружать. Только водитель кинет упоры под задние колеса. Техника безопасности.
Тем временем в салон вошли пограничники. Стандартная проверка разрешения на въезд. Сидеть еще минут десять, а то и больше. Поскорее бы уже…
Хромов тоже посмотрел в иллюминатор.
— Кстати, ты слышал, что на месторождении инцидент произошел? — спросил он. — Совсем вот недавно — в конце сентября.
— Нет, — ответил, нахмурившись, Черепанов.
— Да там сотрудница — взрывником она, вроде, работала — не поставила машину на ручник, упор не установила. Короче, наехал на нее внедорожник. Кто бы мог подумать, да? Я, конечно, слышал, что и во время взрывов камнями по каскам стучало, но чтобы вот так…
Черепанов замер. Он тупо моргал, не отрывая взгляда от собеседника.
— Все нормально? — спросил Митя.
Толик ничего не ответил. Уставился в иллюминатор. Поиграл желваками. Закрыл глаза. Он не мог поверить тому, что услышал.
— Имя не помнишь? — спросил он, не оборачиваясь.
— Вот этого не знаю. Да и вообще, не особо как-то об этом распространялись. Начальству, думаю, не выгодно, чтобы такие истории на слуху были.
Черепанов сжал кулаки. Но тут до него дошла очередь показывать пропуск-разрешение сотруднику пограничной службы — рослому краснощекому молодцу, — и возникло неловкое молчание, которое первым нарушил Митя. Он начал задавать вопросы, но Черепанов уже не слышал его. Отбойным молотком пульсировало в висках.
— Эй, друг! Прилетели, — наконец, услышал Толик голос пограничника.
2
Дул ветер. Вахтовки, грозно рыча, стройным рядом продвигались по зимнику прямиком к кэмпу Апрельского. Смеркалось. Вдалеке уже были видны огни офисов, жилых блоков и огромной коробки фабрики. Замершее в ожидании нового дня чудовище. Снежная пустыня вокруг. И так внезапно нахлынувшее чувство одиночества.
Черепанов не мог слушать веселые разговоры мужиков, сальные шуточки и ненадуманные истории о выдуманных похождениях. От Мити Хромова он специально сел подальше — общаться никаких сил не было. Повезло, что попался молчаливый сосед — воткнул наушники в уши и дрыхнет себе спокойно. Толик даже позавидовал ему, ведь сам не мог глаз сомкнуть.
Все ему казалось, что это просто нелепо; что зря он раньше времени руки опускает. Ну что же, разве Тамара одна взрывником работает на месторождении? Может, про кого другого Митя говорил? Терзаемый сомнениями, он все сжимал кулаки, и его словно в черный омут затягивало. Кулаки. Кровь на костяшках. Твое будущее начинается в прошлом, а оно непроглядное, как эта северная ночь, начавшаяся так рано, не оставляющая никаких надежд на скорый рассвет. Боже, заслуживаю ли я прощения?
Кондрашка как раз сидел в комнате. Книгу читал, почесывая бороду. Спортивный костюм Puma, зубочистка в зубах. Увидев стоявшего в дверях, припорошенного снегом, с сумкой на плече Черепанова, радостно улыбнулся.
— С приездом, Толя!
Он отложил томик Джеймса Хедли Чейза и поднялся с кровати. Сутулый, безумный на вид, но такой миролюбивый человек. Черепанов порой даже удивлялся его дружелюбию. Все никак не мог понять: неужели можно сохранить в себе такое качество? Что должно случиться, чтобы этот человек превратился в отшельника, уставшего от мира?
— Тут такое дело…
Прохор чувствовал людей. Исходившую от Черепанова темную энергию он уловил моментально, так что выждал, пока тот снимет куртку и ботинки, и рассказал о случившемся с Тамарой.
