Какой, к ящерам, сон, когда стоит ему смежить веки, перед мысленным взором предстаёт она? Со своими сапфировыми, широко распахнутыми глазами, приоткрытым ротиком, с аккуратной девичьей грудью с розовыми сосками, бесстыже мокрая и такая узкая внизу… Вспыхивающая от одного его прикосновения? Р-р-ррр! Вперёд, громить, крушить, ломать. Убивать проклятых захватчиков, снова и снова.
Он хотел бы убивать с особой жестокостью, но спешил.
Во время коротких передышек вниманием лорда полуострова пытались завладеть девушки-цитанки. Кочевое, вольное племя. Их лагерь был неподалёку. В мирное время они успешно опустошали карманы магов, надсмотрщиков и даже работяг-контрактников, тоскующих на заработках по женской ласке. Но сейчас, когда в связи с захватом со всего полуострова слетелись все эти важные господа, и даже дракон-Хранитель… Цитане не спешили сняться с места. Опасно? Ещё как. Но ведь всего за пару дней буквально обогатиться можно.
Скрасить досуг дракона пытались лучшие женщины.
Как опытные, созревшие, так и совсем ещё юные девочки, возможно, даже девственницы. Если, конечно, девственность не была воссоздана с помощью красных ниток и блудливых старушечьих пальцев.
В любой другой раз Гэл не преминул бы развлечься с цитанками.
В том, что касается ухоженности и манер, им, конечно, далеко до его гарема. Но… смуглые, дикие, вольные, как ветер… Созданные из пламени дорожных костров, столпов пыли кочевых дорог, прохлады ночного звёздного неба и дневного зноя, в широких цветастых юбках и платках с кистями… цитанки были определённо хороши. Как хороша бывает простая, сытная еда на природе после изысканных блюд в безукоризненной сервировке. Сытная, незамысловатая, утоляющая голод.
Сколько себя помнил, лорд О’Валлагхар неосознанно стремился к такой вот немного диковатой, южной красоте. Не жалел никаких денег, скупая в свой гарем темноволосых смуглянок. За их грубоватыми чертами, вольными нравами казалось, кроется нечто большее. Некий внутренний огонь. Пламя. Способное отогреть даже сердце ледяного лорда. Особенный огонь. Желанный. Пробирающий до мурашек. Полыхающий в тёмных, вишнёвых глазах, низких чарующих голосах, белозубых улыбках.
Нет, сколько он ни искал, не находил этого огня. Потрескивающего, согревающего пламени. И всё же поиск его граничил с безумием, с одержимостью.
Каждый раз, встречая девушку с тёмными волосами и нежной смуглой кожей сердце лорда О’Валлагхара замирало: она! Она и есть воплощение так необходимого ему пламени! Но потом, каждый раз, оказывалось, что это не так. Мечты, фикции, нереализованные ожидания.
Но он всё равно искал.
Искал и не мог найти. Как голодный зверь, что идёт по следу.
Казалось бы, теперь, когда его окружали цитанки — смуглые, страстные, с белозубыми улыбками — он должен был продолжить свой «поиск»…
Но подарок презренного ростовщика что-то сделал с ним!
После нежной, цвета топлёных сливок кожи Тианы смуглые лица цитанок казались грязными, черты — грубыми. Голоса — слишком низкими, хриплыми.
В Тиане всё было безупречно.
От ослепительной красоты и утончённости до знойного, дикого темперамента. В ней была та самая внутренняя свобода, которая для дракона была на вес золота, и которая так редко встречалась у людей. Ей не было дела до его денег, власти, положения… Гэл бы распознал это в два счёта — как говорится, поживите хотя бы несколько веков, и сами начнёте читать лица и эмоции людей, как раскрытые книги. У всего его гарема это было — у неё нет.
Будь её воля — она бежала бы из Айсвела до самого Вискольда. Босиком и не оглядываясь. И в то же время… она реагировала на него. Хотела не реагировать — и не могла иначе. Но в её реакции не было удушающего привкуса раболепия, не было унизительной зависимости. Даже стыд перед собственными желаниями был пряным, хмельным.
Детка сама ещё не распознала собственных желаний, но что-то внутри подсказывало Гэлу: распознает. И ещё как. У них впереди прорвавшаяся лавина многогранных, всесокрушающих удовольствий.
И, кажется, в ней был тот самый огонь!
Рядом с ней дракон начинал чувствовать.
Гэл давно свыкся с краткостью человеческой жизни, давно относился к её смехотворной продолжительности, как к данности…
Женщины, даже самые лучшие, самые изысканные, имеют свойство приедаться. Надоедать. Любая, будь то самая ослепительная, самая безупречная красота в скором времени начинает восприниматься, как нечто само собой разумеющееся.
Если только под ней не кроется что-то большее.
Личность, незаурядность, чувство собственного достоинства.
Что может человечка предложить дракону?
Своё тело? Свою красоту, которая весьма быстротечна? Обожание, граничащее с безумием, с раболепием? С чего они решили, что этого достаточно?
Нет. Тысячу раз нет. Были, конечно и такие, которые пытались стать интересными ему. Старались развиваться. Но человеческий век недолог. И Гэл давно с этим смирился.
А тут впервые мысль о том, что жизнь его новой игрушки быстротечна… Слишком недолговечна… неприятно холодила. Заставляла что-то сжиматься внутри.
Все эти разборки с кобольдами казались дурацкой тратой времени. Тратой драгоценных минут, часов… которые хотелось провести с ней.
Наслаждаться каждой секундой её юности и свежести.
Хотелось сделать её счастливой. Пусть и на недолгий срок.
…Покончив с последней чёрной ворожеей, разбив сердце последнего подавляющего волю механизма, лорд О’Валлагхар, наконец, отправился обратно, в свой замок.
А с очарованными рабами-ограми в ошейниках и маги справятся. Без команд своих господ те послушно выполнят любые другие приказы, главное, отдавать приказы уверенным тоном.
По пути домой Гэл не думал ни о чём другом, кроме как о своей новой игрушке.
Снова и снова представлял её в самых бесстыжих, развратных позах. Такую юную, свежую, послушную.
И только подлетая к замку понял, каким был болваном, когда отказался снять напряжение с цитанками.
Представлять Тиану, возбуждённую, всхлипывающую под ним, умоляющую о том, чтобы он не останавливался было, бесспорно, приятно. Если, конечно, каменный стояк и ноющую, распирающую боль в яйцах можно отнести к приятностям… Спорным таким, но всё же. Но, проклятье ящеров! Девчонка — девственница.
И об этом он как-то и забыл.
Забыл, чего ему стоило сдерживать себя тогда, в кабинете… и это после бессонной ночи, проведённой с тремя наложницами! Лучшими, опытными. Самыми выносливыми из его гарема!
А тут… когда он буквально осатанел от голода, когда все эти дни, казавшиеся вечностью, думал только о ней… да он ведь набросится на неё, изнасилует! Какое там терпение… Какие церемонии… Он же хочет одного: грубо, нещадно трахать. Иметь. Жёстко. Сильно. Долго. Снова и снова.
