Поддерживая эту просьбу, разносчик протянул хранителю свое блюдо. Аргумент оказался весомым, и владелец домика тут же напустил на себя вид знатока, ощупал мушмулу, поднес к носу и понюхал апельсин, прикинув его вес на руке, а потом ответил:
— Ну разумеется, проходи прямо в гостиную. Я приготовлю ножи, а потом принесу салфетки и миску с водой. На улице трапезовать действительно негоже.
— А как поступить с разносчиком? — осведомился Сергий.
— Веди его внутрь. Пусть покажет, что там на дне корзины. Ты, кажется, говорил, что ты — чужестранец?
Сергий кивнул.
— А вот я нет, — продолжал хранитель, не скрывая самодовольства. — Знаю я этих людишек. У них свои хитрости. Веди его сюда. Семьи у меня нет. Я живу один.
Послушник принял приглашение, но у двери помедлил, пропуская вперед разносчика, и в то же время приподнял клобук, будто бы поправляя; после этого ему пришлось сворачивать свои длинные светлые кудри и аккуратно убирать их под головной убор. Покончив с этим, он шагнул внутрь и направился за хозяином в дверь налево. Вход во двор теперь был открыт.
Вся затея с клобуком была на деле сигналом для Нило. Если перевести в слова, знак этот означал следующее: «Хранитель занят, путь открыт. Вперед!» Царь, остававшийся наготове, в ответ неспешно двинулся вперед, помня, что спешка может его выдать, поскольку вокруг было довольно много народу.
Дойдя до дверей, он приостановился, чтобы осмотреть фасад дома; потом и он шагнул внутрь, прошел помещение насквозь, оказался во дворе и там с одного взгляда приметил все: мощеный участок, выгородку над лестницей, ведущей к воде, три стороны квадрата напротив входа, без единой двери, окна или панели, паланкин в углу, два его шеста, связанных вместе. Посмотрел назад — там по-прежнему никого не было: если кто и видел, как он входил, то за ним не последовал. На блестящем черном лице показалась улыбка, а зубы, заточенные по обычаю воинов Каш-Куша, блеснули белизной на коралловом фоне. Нило был явно доволен и уверен в себе. Он подошел к выгородке, быстро глянул вниз, на ступени — докуда хватило глаз, вернулся к паланкину, осмотрел его изнутри, открыл дверцу. Внутри был порядок, Нило вошел туда и сел, а потом, закрыв дверцу, задернул переднюю занавеску, оставив узкую щель, и выглянул оттуда — в сторону двери, ведущей из дома, и в сторону выгородки. Обзор в обоих случаях был прекрасный.
Он вылез из паланкина, улыбаясь даже шире прежнего, а зубы его будто бы покрыли свежей эмалью. Без малейшего промедления он шагнул к устью цистерны и, опершись руками справа и слева на выгородку, легко опустился на четыре камня первой площадки; через миг он начал спускаться по ступеням, приостанавливаясь, чтобы разглядеть все, что можно было разглядеть в темном пространстве. Наконец он добрался до нижней площадки.
Настроен он был серьезно. Белые колонны были на изумление мощными, а тьма — еще вопрос, кого ночь в ее естественной красе впечатляет сильнее, дикаря или просвещенного человека; однако первый, безусловно, быстрее переполошится, оказавшись в плену рукотворных стен. Его воображение населит темноту духами, и, что самое странное, духами исключительно недружелюбными. Сказать, что Нило, стоявший на нижней площадке, сохранял полное спокойствие, значило бы отказать ему в способности чувствовать, без которой человек не пригоден к проявлению ни отваги, ни трусости. Размеры резервуара ошеломили его. Молчание висело почти ощутимой завесой; воды, темные и глубокие, так отчетливо напоминали о смерти, что в душе негра всколыхнулись все суеверия. Но тут пришло облегчение, и Нило вгляделся в воду, чтобы определить, есть ли в ее черных глубинах какое-то течение. Такового не обнаружилось, и тогда, узнав все, что хотел узнать, он поднялся по ступеням и, подтянувшись, вновь оказался во дворе. Один взгляд на дом, другой — на небо, и после этого он шагнул в паланкин и заперся там.
Тем временем обсуждение фруктов в гостиной у хранителя продолжало занимать все мысли участников. Прекрасно понимая, чем занят во дворе Нило, Сергий как мог удерживал хозяина дома — если эти слова здесь уместны.
По счастью, никто их не потревожил. Рассчитавшись с разносчиком, который рассыпался в благодарностях, Сергий в конце концов распрощался с хранителем и остаток дня провел на скамье на Ипподроме.
Время от времени он возвращался на улицу, ведущую к цистерне, и доходил по ней до того места, откуда можно было видеть, что хранитель все еще сидит у двери.
Вечером Сергий перекусил в пекарне неподалеку, засидевшись за едой до сумерек, а потом — начинать еще было рано — побродил все по той же улице, стараясь не привлекать к себе внимания.
Еще позднее он уселся в глубине дверного проема нежилого здания неподалеку от дома, за которым наблюдал.
Из описания этих действий читателю должно стать понятно, какой именно план приводили в исполнение послушник и Нило; более того — оно же поможет ему понять еще одну крайне важную часть этого плана. Говоря коротко, настало время сказать, что оба искателя — один в дверном проеме, другой в запертом паланкине — дожидались Демида. Появится ли? И когда?
Забегая вперед, отметим: если он все-таки появится и войдет в цистерну, Нило должен открыть дверь на улицу и впустить Сергия, тому предстояло руководить дальнейшим.
Незадолго до захода солнца хранитель запер входную дверь. Сергий слышал, как лег на место железный засов. Он полагал, что Демид так и не видел Лаэль с самого дня похищения и постарается не видеть до тех пор, пока волнение в городе не уляжется и поиски не прекратятся. Однако город успокоился — и теперь, если Лаэль действительно находится в цистерне, он придет, тем более что ночь ему на руку. Более того, даже если он только приблизится к дому хранителя, само это событие станет веским подтверждением теории послушника: а если он не удовольствуется только этим, если еще и войдет в цистерну, тогда конец всем сомнениям, и Нило удержит его там, пока Сергий приведет на место представителей власти. Таков был его план; вглядевшись в него внимательнее, всякий поймет, что он не включал в себя никакого насилия, кроме самого необходимого. Надо сказать, что в этой связи Сергий, сочтя значимым упоминание индийского князя о том, что Нило когда-то был дикарем, с особым тщанием растолковал тому все инструкции.
Первое событие произошло на глазах у африканского вождя.
Дожидаться в засаде было для него делом не новым. Нетерпение не входило в число его недостатков. Да, ему было бы уютнее с ломтем хлеба и чашкой воды, однако он заранее приготовился к подобным лишениям и, пока оставалась надежда на благоприятное завершение предприятия, готов был сносить их до бесконечности. Основной его задачей было выследить Демида. Того, что он не признает грека, Нило не боялся. Не он ли в яром восторге держал его над стеной, готовый бросить вниз на верную смерть?
Нило испытывал азарт, но не нетерпение. Осязание его обострилось до предела — он сумел развить его до такой степени, что ощущал малейшие вибрации, и это с лихвой заменяло слух. Хранитель захлопнул входную дверь — Нило почувствовал это, хотя и не услышал, и понял, что день завершился.
