— Благословен Аллах! Да прославится имя его и здесь, и повсюду! — откликнулся рыбак и тут же добавил: — Кому вы служите?
— Вельможе из Италии.
— Каково его звание?
— Граф.
— И где он?
— Вон там, во дворце.
— Христианин?
— Христианин, говорящий на восточных языках; ему ведомы часы молитвы, и он их соблюдает.
— Он здесь живет?
— Он — хозяин этого дворца.
— Давно он сюда прибыл?
— В последнее полнолуние.
— Рыба ему нужна?
Матросы рассмеялись:
— У него и спроси.
— Вон там его причал?
— Да.
— Все, живущие у моря, едят рыбу — когда могут достать, — возгласил рыбак. А потом, обернувшись к своим гребцам, распорядился: — Вперед, к причалу.
Он сошел на причал, ловко балансируя блюдом на голове, поднялся по ступеням и, добравшись до фасада дворца, настойчиво переходил от двери к двери, пока не добрался до покоев графа.
— Рыба нужна? — осведомился он у слуги, ответившего на стук.
— Пойду спрошу.
Вскоре привратник возвратился и ответил:
— Нет.
— Ты мусульманин? — поинтересовался рыбак.
— Да. Благословен Аллах и все праведники его!
— И я мусульманин. Дозволь мне повидаться с твоим господином. Я бы поставлял ему рыбу постоянно.
— Он занят.
— Я подожду. Скажи ему, что мой сегодняшний улов — красная кефаль и лучшие части королевской рыбы-меча, которая выпрыгивает в воздух на десять футов, а на спине у нее острый шип.
С этими словами он опустил блюдо на землю и уселся рядом, как будто желая сказать: ожидание не помеха. Через некоторое время появился граф с церемониймейстером. Он взглянул на блюдо, потом на рыбака, потом на него же, но внимательнее.
— Какая прекрасная рыба! — обратился он к церемониймейстеру.
— О да, нет рыбьих пастбищ тучнее, чем у нас на Босфоре.
— Как называется вот эта?
— Кефаль, красная кефаль. Древние римляне откармливали ее в специальных бассейнах.
— Кажется, я видел похожую у наших итальянских берегов. В каком виде ее подают на стол?
— Ее жарят в оливковом масле, граф, в простом оливковом масле.
Все это время Корти рассматривал рыбака.
— А в какое время дня принято ее вкушать? — продолжал он.
— Лучше всего за завтраком; впрочем, если вы придете на обед к его величеству, не удивляйтесь, если ее подадут среди первых блюд.
— Прошу прощения, что задержал, — попробую ее на завтрак. — После чего граф небрежно бросил рыбаку: — Оставайся здесь до моего возвращения.
Корти проводил церемониймейстера до восточных ворот дворцовой усадьбы, потом вернулся.
— А, ты все еще здесь! — обратился он к рыбаку. — Что ж, ступай с привратником на кухню. Повар отберет, что ему требуется на завтра. — Затем он обратился к привратнику: — А потом приведи этого человека ко мне. Рыбная ловля мне по душе, я хотел бы поговорить с ним о его ухватках. Возможно, он согласится как-нибудь взять меня с собой.
В итоге рыбака проводили в покои графа, где стоял стол с книгами и писчим прибором, — то была угловая комната, освещенная через два окна, выходящих на восток и юг. Когда мужчины остались вдвоем, они взглянули друг на друга.
— Али, сын Абед-дина! — произнес граф. — Ты ли это?
— О эмир! Та часть меня, что не превратилась в рыбу, и есть поименованный тобою Али.
— Велик Аллах! — воскликнул первый.
— Благословен Аллах! — отозвался второй.
Они были давними знакомцами.
Али снял с головы красную тряпицу и вытащил из ее складок полоску тонкого пергамента, покрытую надписями, которые не могла уничтожить морская вода.
— Держи, эмир! Это тебе.
Граф взял пергамент и прочитал:
Это тот, кого я обещал прислать. У него для тебя деньги. Можешь ему доверять. На сей раз сперва расскажи мне о себе, потом о ней; впоследствии всегда сначала о ней. Душа моя страдает в нетерпении.
— О Али! — просветлев, произнес граф. — Отныне ты — Али Праведный, сын Праведного Абед-дина.
Али удрученно ответил:
— Это хорошо. Но каково мне было здесь тебя дожидаться! Боюсь, из костей моих уже не вытравить сырость, которую надули туда зимние ветра, пока я сидел на палубе утлой лодчонки… Я привез тебе денег, эмир! Их хранение было для меня заботой, от которой другой человек состарился бы сильнее собственной матери. Я отдам их завтра, после чего вознесу двадцать молитв Пророку — благословенно имя его! — вместо одной.
— Нет, Али, не завтра, а послезавтра, вместе с очередной партией рыбы. Появляться здесь слишком часто неразумно — и в частности, сейчас ты должен уйти. Оставаться надолго так же опасно, как и приходить слишком часто… Однако поведай мне о повелителе. Стал ли он султаном султанов, каким стать обещал? Здоров ли он? Где находится? Чем занят?
— Не спеши, эмир, умоляю, не спеши! Лучше уж две ложки прогорклого дельфиньего жира с куском плавника, чем столько вопросов разом.
— Ах, я столько времени провел в медлительном христианском мире без новостей!
— Я убежден, о эмир, что падишах Магомет станет величайшим пожирателем гяуров со времен падишаха Османа, — вот первый ответ. Он здоров. Кости его достигли пределов роста, но душа продолжает мужать — вот второй. Он находится в Адрианополе. Говорят, строит там мечети. Я же добавлю, что он строит пушку, из которой можно будет выпускать ядра размером с гробницу его отца, и правоверные в Медине будут слышать эти выстрелы и принимать за раскаты грома, — это третий. Что до его занятий, то он готовится к войне, а значит, никто не сидит без дела, от шейх-уль-ислама до вороватых сборщиков податей в Багдаде — да пожрет их всех Кисляр-джинн! Повелитель завершил перепись, теперь паши составляют списки годных к воинской службе: таких уже полмиллиона, а будет еще столько же. Поговаривают, что молодой повелитель хочет превратить Европу неверных в свой санджак.
— Довольно, Али! Остальное в другой раз.
Граф взял пергамент и прочитал…
Граф подошел к столу и вынул из потайного ящика аккуратно запечатанный кожаный сверток:
— Это нашему повелителю — да возвысится его имя! Как повезешь?
