Как бы сильно ему ни хотелось помочь княжне, ему столь же сильно хотелось поучаствовать в следующей схватке, если она состоится. Граф был бойцом по своей природе. Тут его внимание привлекла открытая дверь, которая вела в узилище Нило.
— Помоги мне, святой отец. Вон там можно укрыть княжну. Давай проводим ее. После этого я вернусь и останусь с тобой. Если эти почтенные христиане, твои братья, занявшие царское место, еще не удовлетворились, то, клянусь Аллахом… — он осекся, — то жестокость их такова, что перевернет нутро и магометанину!
Через несколько минут Ирина находилась в безопасном помещении.
— Теперь ступай на свое место. Я пошлю за стулом и присоединюсь к тебе.
У входа в тоннель графа поджидало множество братьев Святого Иакова — и он забыл о своей задаче.
— Мы пришли взять тебя обратно под арест, — обратился один из них к Сергию.
— Да будет так, — отозвался Сергий. — Ведите меня.
Граф Корти сделал шаг вперед.
— Чьей властью возобновляете вы арест? — осведомился он.
— Приказ нашего игумена.
— Тому не бывать — клянусь матерью вашего Христа, тому не бывать, пока вы не предъявите мне письменный приказ его величества, свидетельствующий о законности ареста.
— Игумен…
— Я все сказал, и при мне меч. — Граф опустил закованную в латы ладонь на рукоять, звон долетел до самых трибун. — Я сказал, и мой меч со мной солидарен. Ступайте, передайте игумену.
Тут заговорил Сергий:
— Прошу тебя: не вмешивайся. Отец Небесный, уже спасший меня, спасет и в другой раз.
— Свежо предание, святой отец, — отвечал с необычайной проникновенностью граф. — Или я не слышал от тебя те же слова в Святой Софии, и говорил ты так, что все они должны были кинуться к твоим ногам? А вместо этого — полюбуйся! На тебя натравили льва. А что до истины, каковая есть суть этого мира, так же как Бог есть его создатель, причем истина и создатель суть одно, — мною движет интерес не только к тебе одному. Меня волнует и она, твоя сподвижница. Есть тут такие, кто говорит, что она последовала сюда за тобою, будучи твоей любовницей, но тебе-то ведомо, что это не так, да и мне тоже. Она пришла, понукаемая собственной совестью, и если бы ты погиб, совесть свою она не успокоила бы вовек — до скончания дней. А потому, святой отец, пребудь с миром. Сам ты туда по своей воле больше не пойдешь, да и они против нее не отведут тоже… Прочь, кровопийцы, ступайте к тому, кто вас послал, и скажите, что за мои слова поручился мой меч, а он привычен к этому с тех самых пор, как я стал мужчиной. Принесете письменный приказ императора — я уступлю. Отправьте к нему посыльного.
Братья таращились на графа. Не с тем ли же самым мечом он вышел против Тамерлана? Они развернулись, чтобы идти с докладом, и уже достигли ворот тоннеля, когда их вдруг распахнули мощным толчком и братии предстал император Константин верхом на коне, — бока коня были в крови от шпор и в мыле. Подскакав к графу, император натянул поводья:
— Господин граф, где моя родственница?
Корти поцеловал ему руку:
— В безопасности, ваше величество, — вон в том помещении.
Взгляд императора упал на бездыханного льва.
— Твоих рук дело, граф?
— Нет, этого человека.
Император взглянул на Нило и, сорвав с шеи золотую цепь тонкой работы, бросил ее чернокожему королю. У дверей темницы он спешился, а войдя, поцеловал княжну в лоб.
— Сейчас принесут стул.
— А что Сергий? — осведомилась она.
— Братство должно отказаться от преследований. Небеса высказали свою волю.
После этого он пустился в объяснения. Его принудила тяжкая необходимость, в противном случае он не отдал бы Сергия братьям. Он полагал, что игумен просто накажет его заключением или покаянием. Он даже подписал приказ о выводе льва — полагая, что послушника просто подвергнут испытанию. Само же действо казалось ему столь непотребным, что он отказался при нем присутствовать. Во дворец явился офицер с докладом, из которого он заключил, что может случиться худшее. Дабы остановить дело, он потребовал коня и стражу. Еще один офицер доложил, что на арену к Сергию и льву вышла княжна Ирина. Тут его величество помчался во весь опор. Как же он благодарен Господу за избавление!
Вскорости прибыл паланкин, и княжну отнесли домой.
Призвав с царского места братию, император запретил дальнейшие преследования Сергия; наказание и так оказалось слишком суровым. Игумен возмутился. Константин, проявив все свое царственное величие и не поддавшись на давление клирика, возвестил, что в будущем будет полагаться лишь на собственные суждения во всем, что касается жизни его подданных и блага его империи. Это заявление слышали все, кто присутствовал на трибунах.
По повелению императора Сергия переправили во Влахернский дворец, и на следующий день он был назначен причетником императорской часовни; тем самым были оборваны все его связи с братством Святого Иакова.
— Ваше величество, — проговорил граф Корти в завершение сцены перед ареной, — смею просить об одной милости.
Константин, успевший убедиться в мужестве графа, дал ему знак говорить.
— Передайте этого негра в мои руки.
— Если ты, граф, намерен освободить его из темницы, то забирай. Более подходящего стражника не придумаешь. Помни, однако, что в город этот он прибыл с неким лицом, именовавшим себя индийским князем, и, как только этот таинственный персонаж объявится, негра нужно будет возвратить хозяину.
Граф с любопытством оглядел Нило — на деле он просто вспоминал князя.
— Велика милость вашего величества. Я принимаю это условие.
К начальнику стражи, прибывшему в тоннель под царским местом, обратился знакомый нам стражник:
— Вот — одежда, пара башмаков, покрывало. Я нашел это там, у ворот.
— Откуда они там взялись?
— Какая-то женщина попросила дозволения постоять у ворот, чтобы видеть, как выведут еретика, — я не препятствовал. Это ее одежда.
— Княжна Ирина! — воскликнул начальник. — Что ж. Передайте мне, я распоряжусь, как она скажет.
Синегион стремительно возвращался к обычной жизни. Однако этот день остался в памяти горожан, от него они отсчитывали всевозможные события; впрочем, важнейшим из них стала утрата императором поддержки братства Святого Иакова. Теперь все монастырские общины объединились против своего повелителя.
Книга VI
КОНСТАНТИН
Глава I
МЕЧ СОЛОМОНА
Ход нашей истории вновь переносит нас в Белый замок в устье Сладких Вод Азии.
Двадцать пятое марта 1452 года. Вот уже несколько дней стояла облачная, ненастная погода, но в полдень она переменилась, в безупречной лазури засияло солнце. Дарователь дня замедлил свой нисходящий бег у края горного кряжа над Румелихисаром, будто бы не желая расставаться с жизнью, кишевшей средь знаменитых бастионов перед древним замком.
