На суше дожидалась армия, а это значит, что целый город из шатров и шалашей раскинулся от моря и до холмов, горизонт во всех направлениях застилала завеса дыма.
На воде, покачиваясь борт к борту, сгрудились все суда из дельты небольшой реки; они достигали самого Босфора, суда крытые и открытые: ялики, баржи, гребные и парусные галеры, корабли — будто огромный сборный плот.
И по лагерю, и по этому плоту то и дело сновали люди, будто муравьи в период заготовки запасов. Помимо местонахождения, принадлежность их можно было определить по двум вещам: по чалмам и звезде с полумесяцем в красном поле их знамен.
Можно подумать, что истории нравится воспроизводить саму себя. За тысячу лет до того армия еще более многочисленная стояла на берегах Сладких Вод. Тогда это были персы, теперь — турки; что примечательно, в обоих случаях воинов было не видно, одни работники, флотилия же состояла из грузовых судов: тут лодки, груженные камнем, там — известкой, там — штабелями бревен.
Наконец солнце исчезло, утянув за собой последний оплот света. Примерно тогда же морские ворота перед дворцом Юлиана в Константинополе отворились, и в Мраморное море вышла лодка. Пятеро гребцов сидели на веслах. Двое пассажиров — на корме. Это были граф Корти и Али, сын правоверного Абед-дина.
Двумя часами ранее Али вошел в те же ворота со свежим уловом и, не обнаружив своего покупателя на галере, отправился к причалу, а потом и во дворец.
— О эмир, — начал он, когда его впустили к графу, — прибыл повелитель наш Магомет, светоч мира.
Судя по всему, слова эти неожиданным образом поразили графа.
— Где он? — спросил он голосом невыразительным, будто изнутри застегнутого шлема. И прежде чем прозвучал ответ, добавил приличествующее: — Да послужит ему любовь Аллаха посохом жизни!
— Он в Белом замке, а с ним целая толпа: муллы, паши, строители… Ну там и суматоха, мечутся туда-сюда, будто визгливые свиньи, ищут себе хоть какой уголок, чтобы приткнуться! Шайтан их забери вместе с бородами, башмаками и чалмами! Они-то привыкли есть что пожирнее, спать на пуховых диванах под шелковыми покрывалами, вдыхать благовония в переполненных гаремах — уж и не знаю, способны ли они теперь хотя бы остановить стрелу. Им кажется, что старый замок Баязета Йылдырима — это еще одна геенна. Клянусь райскими усладами, о эмир, — ха-ха-ха! — отрадно было видеть, как мало Светоч мира заботится об их благополучии! В замке всей свиты с ним — старый гяур Ортачи-Халиль да индийский князь, которого он называет Посланцем звезд; остальным предоставили устраиваться как могут, пока не прибудут их шатры. Оставив янычар за Румелихисаром, повелитель призвал трехбунчуковых пашей, едва живых от усталости — они с утра не вылезали из седел, — и помчался с ними во всю прыть своего скакуна-араба через равнину, потом по длинному склону за Терапией и натянул повод только перед дворцом княжны Ирины.
— Перед дворцом княжны Ирины, — повторил граф. — Что он там делал?
— Спешился, посмотрел на медную табличку на столбе, вошел и спросил, дома ли княжна. Получив ответ, что в городе, он объявил: «До ночи ей нужно доставить послание. Тому, кто согласится, — этот кошель. Передай, что Абу-Обейда, Поющий шейх — одному Пророку ведомо, что это за шейх, — был здесь по распоряжению султана Магомета, дабы удостовериться, что дом княжны чтят должным образом, и осведомиться, пребывает ли она в здравии и радости». С этими словами он велел подвести коня и поскакал через сад на конец мыса, после чего вернулся в Хисар стремительнее, чем примчался в Терапию; когда же, дабы сесть на судно и переправиться в Белый замок, он пешком спустился с холма, двух из пашей пришлось вынимать из седел — они едва дышали.
Тут Али прервал рассказ и залился смехом.
— Я прошу прощения, о эмир, — продолжил он, — если оставил на конец то, что надлежало сказать в начале, ибо это и есть мозг той косточки, которую я тебе принес… Прежде чем сесть и вкусить плова, наш повелитель Магомет отправил меня сюда. «Ты знаешь, как войти в город неверных и выйти оттуда, — сказал он. — Ступай незаметно к эмиру Мирзе и попроси сегодня ко мне наведаться».
— Что дальше, Али?
— Более повелитель в своей мудрости ничего мне не раскрыл.
— Это великая честь, Али. Я немедленно начну готовиться.
Когда ночь сгустилась настолько, чтобы спрятать их отбытие, граф сел в рыбацкую лодку — доспехи его были скрыты под просторным плащом. За полмили до Сладких Вод судно остановилось.
— Что такое, Али?
— Боевые галеры султана Магомета пришли сюда из Черного моря. Впереди них охранение.
Они встали борт о борт с одним из судов, граф показал кольцо султана — и более их не задерживали.
Теперь несколько слов про Корти.
Он успел принять христианство. А далее смятение, в которое повергла его первая встреча с княжной Ириной, не рассеялось, но превратилось в безысходную любовь.
И далее — Константин, сам по себе истинный рыцарь; по сути, скорее рыцарь, чем государь; любитель мечей, доспехов, собак, лошадей и воинских упражнений, в том числе турниров, соколиной и псовой охоты, он вынужден был, однако, смириться с одной неприятной стороной царского титула: он мог позволить себе иметь фаворитов, но не товарищей. Это ограничение лишь разжигало его желания, и вот наконец он решил призвать итальянца ко двору для наблюдений и испытаний — теперь его возвышение полностью зависело от его ловкости, такта и способности постигать новое.
В один прекрасный день графу вручили распоряжение перебраться во Влахернский дворец. Граф понял, что ему оказали особую честь и что, приняв приглашение, он сможет с большей сноровкой добывать для Магомета всевозможные сведения, но велико ли преимущество, если с передачей этих сведений возникнут дополнительные затруднения?
Нет, ему необходимо сохранить ворота за собой, а кроме того, удаленное расположение резиденции Юлиана было необычайно благоприятно для взятой им на себя роли; там в буквальном смысле не было никого, кого ему следовало бы бояться.
Получив распоряжение, он велел оседлать коня и поскакал во Влахерн, где его довод, что мусульманскую команду его галеры нужно держать на расстоянии, помог достигнуть компромисса. Его величество потребовал присутствия графа в своем дворце в течение дня, но дозволил ему проводить ночи в Юлианском. Кроме того, ворота оставили в его распоряжении.
Итак, за несколько месяцев Корти вошел к Константину в доверие и сделался фаворитом императора. Еще более удивительно то совпадение, что он исполнял при императоре ту же роль, которую раньше исполнял при Магомете. Он занимался с ним фехтованием и борьбой, обучал верховой езде, упражнялся во владении мечом и стрельбе из лука. В определенные часы всякого дня жизнь его повелителя оказывалась в его руках. Одним взмахом меча, ударом боевого топора или полетом стрелы он мог избавить Магомета от соперника, про которого писал: «О повелитель, ты его превосходишь, но, если доведется вам сойтись в личной схватке, остерегайся».
