— Ага! Вновь открыли наш греческий огонь!
— Так он утверждает. Его величество приказал предоставить ему все испрошенные материалы — завтра он примется за работу и сделает запас своих снарядов. Кроме того, он утверждает, что, если его святейшество папа объявит Крестовый поход против турок, в Константинополе места не хватит для всех добровольцев, которые ринутся на его защиту. По его словам, Генуя, Венеция — вся Италия — готовы ринуться в битву.
— Я рада прибытию этого Иоганна Гранта, — отозвалась княжна, — тем более что его святейшество действует очень медленно.
Позднее, примерно первого декабря, граф вновь соскочил с коня у дверей, чтобы поделиться новостями.
— Что на сей раз? — осведомилась Ирина.
— О благородная княжна, пришла весь от его святейшества.
— Наконец-то?
— Легат прибудет завтра.
— Всего лишь легат! И каково его имя?
— Исидор, митрополит всея Руси.
— Он прибудет со свитой?
— Без бойцов. Лишь с представителями духовенства разных рангов.
— Понятно. Он едет на переговоры. Увы!
— Почему — увы?
— Ах, эти распри, распри! — вскричала она сокрушенно, потом, заметив удивление на лице графа, добавила: — Возможно, вам неизвестно, что Исидор, которого принято называть кардиналом, был назначен митрополитом Русской православной церкви папой, но Церковь его не приняла, и он вынужден был искать убежища в Польше. Какой, полагаете, ему тут окажут прием?
— Он не грек?
— Грек-то он грек, но, будучи католическим клириком, среди монахов он считается вероотступником. Прежде всего он потребует права отслужить мессу в Святой Софии. Если бы весь мир разваливался на куски, шуму и то было бы немногим больше, чем будет при этом. Ах, дурной ветер принес его к нашим воротам!
Ипподром тем временем превратили в военный лагерь, где новоиспеченных бойцов круглосуточно обучали тем воинским искусствам, к которым они предназначались: кого-то — обращению с луком, кого-то — с пращой; иных — с баллистами, катапультами и аркебузами, кого-то — с малыми пушками, специально отлитыми для защиты стен. А поскольку торговля в городе захирела — приготовления к войне занимали внимание куда сильнее, чем коммерция, — именно это древнее место стало средоточием жизни. Туда граф и отправился, дабы избыть сокрушение, в которое повергли его слова княжны.
Впрочем, на той же неделе и его, и прочих верных константинопольцев подбодрило важное событие. В одно прекрасное утро на волнах Мраморного моря показались какие-то военные корабли. Судя по флагам, принадлежали они христианам. В то же время дозорные с мыса Димитрия сообщили, что по Босфору курсируют несколько турецких галер. Представлялось, что морское сражение неизбежно. Стены поблизости от мыса немедленно запрудила толпа зевак. Возбуждение было настолько велико, что даже император покинул свой дворец. Будучи уверен в том, что галеры везут припасы, а возможно, и подкрепление, он приказал, чтобы небольшой флот, стоявший в Золотом Роге, приготовился в случае надобности прийти им на помощь. Его заключения оказались верными, однако турки, по счастью, воздержались от нападения. Свернув в гавань, новоприбывшие подняли флаги Венеции и Генуи — и никогда они еще не казались византийцам столь желанными, никогда еще не прибывали так кстати. На палубах теснились воины в шлемах, которые с пылом ответили на обращенные к ним приветствия.
Константин лично принял новоприбывших во Влахернской гавани. Со стены за их высадкой наблюдала княжна Ирина, а с ней и ее свита из благородных дам.
Рыцарь необычайно мужественного обличья шагнул с борта на землю и представился:
— Я — Джованни Джустиниани из Генуи, прибыл с двумя тысячами соратников по оружию защищать христианнейшего императора Константина. Прошу, проводи меня к нему.
— Император здесь — это я.
Джустиниани поцеловал протянутую руку и с жаром ответил:
— Благословенны Христос и Матерь его! Я очень тревожился, как бы не опоздать. Ваше величество, отдавайте приказы.
— Дука Нотарас, — заговорил император, — окажите помощь этому благородному воину и его спутникам. Когда они сойдут на берег, проводите их ко мне. Пока я размещу их в своей резиденции. — После этого он обратился к генуэзцу: — Дука Нотарас, адмирал империи, удовлетворит все ваши просьбы. Именем Господа и ради веры в Спасителя нашего, которой грозит опасность, милости прошу.
Похоже, что шарфы и белые руки, махавшие со стен, равно как и громогласные приветствия присутствовавших, пришлись дуке не по душе; он соблюдал холодную вежливость и все же показался Джустиниани неподходящим представителем величественного, но любезного императора.
Вечером состоялась аудиенция во Влахернском дворце, и Джустиниани, при помощи Франзы, представил своих спутников; и хотя последовавший за этим пир, возможно, и не мог сравняться по изысканности яств и богатству сервировки с тем, которым император Алексей приветствовал вождей Первого крестового похода, но и скромным его назвать было нельзя; часто так случается — если доверять историческим хроникам, — что сякнущий свет великих держав дольше всего теплится в пиршественных залах: подобным же образом древние семейства тешат свою гордость наследственными безделушками, притом что все прочее уже распродано. Если в наборе блюд и были какие упущения, Константин сполна возместил это своей любезностью. Будучи и императором, и воином, он знал, как завоевать симпатии и преданность других воинов. Многие из чужеземных гостей, разделивших в тот вечер с ним трапезу, впоследствии погибли, почти не делая различия между ним и священной миссией, которая и повела их на смерть.
Стол был длинным, он не имел головы и конца. В середине одной стороны сидел, председательствуя, император, напротив него — княжна Ирина; справа и слева от них стол тут и там украшали другие дамы, жены и дочери сенаторов, вельмож и придворных — они дарили свое очарование рыцарям Запада.
Что касается гостей, некоторые их имена история сохранила, вместе с теми постами, которые они заняли во время осады.
Был среди них Андрей Диниа, служивший под началом дуки Нотараса и командовавший галерами.
Был венецианец Контарино, которому доверили оборону Золотого Рога.
Был Марий Катанео, воин из Генуи, — он принял командование на внутренней стене между Золотым Рогом и Селимбрийскими воротами.
Были два брата, благородные доны из Генуи, Паоло Бокьярди и Антонин Троил Бокьярди, защитники Адрианопольских ворот.
Был Жером Минотте из Венеции — ему поручили оборону стен между Адрианопольскими воротами и Керкопортой.
Был меж ними немец-артиллерист Иоганн Грант, который вместе с Теодором Каристосом защищал Харизийские ворота.
Был и еще один генуэзец, Леонардо де Лангаско, защитник Деревянных ворот.
Был Габриэль Тревизан; вместе с четырьмя сотнями других венецианцев он держал оборону на стене порта от мыса Димитрия до гавани Святого Петра.
