— В таком случае он неосмотрителен, впрочем нам нечего стыдиться своих стен и ворот, пусть осмотрит их невозбранно… Слышите, воины? Позвольте ему посмотреть и удалиться с миром.
Этими словами он смирил нетерпение пушкарей.
Следующую его фразу оборвал звук рога, зазвучавшего у подножия башни. Один из офицеров свесился со стены и доложил:
— Ваше величество, из ворот только что выехал всадник и скачет вперед. Насколько я понял, это иностранец, граф Корти.
Константин наблюдал за тем, что случилось далее.
Обычно путь из долины лежал через глубокий ров у ворот Святого Романа, путь этот шел по настилу из крепких бревен с прочными перилами по бокам, положенному на кирпичные пилоны. От этого поста не осталось ничего, кроме нескольких шатких досок — их можно было быстро снять при необходимости. Даже пройти по ним пешком было не так-то просто, а граф Корти, когда император взглянул на него с возвышения, пересекал преграду верхом, одновременно трубя в рог.
— Неужели он обезумел? — с тревогой осведомился император.
— Обезумел? Нет, он вызывает кого-то из нехристей на поединок; и если, высокородные господа, он столь же искусен, сколь и смел, то, клянусь тремя королями из Кёльна, непросто будет нам, остальным, с ним сравняться.
Так отвечал императору Грант.
Корти благополучно миновал ров и остановился на другом берегу, плотно вогнав древко своего знамени в землю. Открытое пространство кладбища позволяло ему видеть турок впереди и самому оставаться на виду — расстояние между ними было не более ста ярдов. Приподнявшись на стременах, граф снова протрубил в рог — в чистой ноте отчетливо звучал вызов.
Магомет оторвался от осмотра башни и глубоко сидевших в стене ворот и подозвал свою свиту.
— Что за девиз у него на знамени? — поинтересовался он.
— Луна, а поверх нее — крест.
— Вот как?
Вызов был повторен дважды, но молодой султан оставался неподвижен, лишь необычная серьезность легла на его лицо. Он узнал графа, только в мыслях своих называл его более привычным восточным именем, Мирза. Знал он и то, что дерзкий вызов брошен не из одного только честолюбия — то было напоминание о заключенном ими договоре, и, если истолковать правильно, звучало оно так: «Вслушайся, повелитель! Она в добром здравии, и дабы я не показался в твоих глазах недостойным ее, пошли храбрейшего помериться со мной силами». Магомет заколебался — случайность способна погубить эту высокую душу. Увы тогда княжне Ирине в день последнего приступа! Кто доставит ее к нему в руки? Огромное войско, боевые машины и дотошные приготовления — все это было не столько во имя завоевания и славы, сколько во имя любви. Мучительным стало бы испытание, если бы кто-то в тот миг сказал ему: «Она твоя, султан Магомет; она твоя, возьми ее, а город оставь в покое».
Вызов был брошен в третий раз, и со стен раздался приветственный рев. Тогда сын Исфендиара, узнав знакомый девиз и все еще мучительно переживая свое поражение, протолкался сквозь толпу к Магомету и попросил:
— Повелитель, позвольте мне проучить этого выскочку.
Магомет ответил:
— Ты уже испытал на себе его руку, однако ступай — вручаю тебя твоим гуриям.
После чего он поудобнее устроился в седле, улыбаясь. Не графу сейчас грозила опасность.
Оружие, доспехи и конская сбруя у мусульман такие же, как у итальянцев; поскольку оружие для поединка выбирает тот, кому бросили вызов, — а это может быть топор, меч, копье или лук, сын Исфендиара выбрал последний и, пока приближался к сопернику, подготовил его. Граф не замедлил последовать его примеру.
Они взяли свои луки — короткие, для стрельбы из седла, — в левую руку, положили на них стрелы, закрепили щиты на правом предплечье.
Добравшись до открытого пространства — кладбища, всадники принялись описывать круги, следя за тем, чтобы щит оставался со стороны соперника; расстояние между ними было около двадцати шагов. Зрители стихли. Помимо мастерства, которым всегда обладают участники таких поединков, зрители хотели видеть, кому улыбнется удача.
Соперники трижды описали круг, так искусно прикрываясь щитами, что ни тому, ни другому было не пустить стрелу; потом турок все-таки выстрелил, прицелившись в плечо лошади графа, — скрепленные ремнями кольчужные пластины на шее не обеспечивают надежной защиты. Граф прикрыл лошадь щитом, выкрикнув на османском наречии:
— Негоже так, сын Исфендиара! Я твой соперник, а не мой конь. И ты поплатишься за свою трусость!
Сузив круг и дав скакуну шпоры, он заставил турка развернуться на месте и почти что остановиться. На тот миг, который понадобился, чтобы достать вторую стрелу из колчана за спиной, турок оказался беззащитен.
— Берегись! — вскричал граф и послал стрелу прямо в лицо под капюшоном.
Никогда сыну Исфендиара не вернуться в отцовский пашалык. Голоса ему не хватило даже на стон. Противник вскинулся в седле, хватая рукой пустоту, а потом грянулся оземь.
Собственность убитого — его скакун, оружие и доспехи — по праву принадлежат победителю; но, даже не глянув на них, граф вернулся к своему знамени и под крики греков со стен и башен вновь бросил вызов. Несколько военачальников буквально накинулись на султана, моля о дозволении ответить дерзкому гяуру.
Противник вскинулся в седле, хватая рукой пустоту, а потом грянулся оземь.
Арабскому шейху, который кричал громче других, султан задал вопрос:
— Что такое случилось со вчерашнего дня, что тебе разонравилось жить?
Шейх поднял копье с гибким древком, двадцати футов в длину, сделанное из тростника, какой растет только в долине реки Иордан, и, потрясая им, ответил:
— Во имя Аллаха и чести моего племени!
Поняв, что шейх уповает на свое оружие, Магомет спросил:
— Сколько раз ты вчера молился?
— Пять, повелитель.
— А сегодня?
— Дважды.
— Тогда ступай, но поскольку у твоего соперника нет копья, равного по длине твоему, ему дозволено будет воспользоваться мечом.
Жеребец шейха был из самых породистых скакунов Хиджаза, и выпрямившийся в седле шейх, с многослойной чалмой на голове, в туго стянутом на поясе полосатом халате, с тонким горбоносым яркоглазым лицом кофейного цвета, казался повелителем пустыни. Он во весь опор ринулся на христианина, ловко поигрывая огромным копьем, так что оно приняло вид сухого стебля папируса.
Граф распознал в этом приеме фокус с джеридом, который не раз отрабатывал с Магометом. Не будучи уверенным, не надеты ли у соперника под халатом доспехи, он встретил его стрелой и, отметив, что она упала, не причинив тому вреда, перекинул лук за спину, выхватил меч и послал коня вперед, постоянно уклоняясь то вправо, то влево, чтобы не дать шейху прицелиться. Движения его были невероятно грациозными.
