Командиры башенных гарнизонов в сильнейшей тревоге послали за Джустиниани, а тот в свою очередь отправил гонца к императору. Поднявшись вместе на Багдадскую башню, они обсуждали сложившееся положение.
— Ваше величество, — произнес сильно расстроенный кондотьер, — этот вероотступник из Дакии, судя по всему, мастер своего дела. Он сумел вернуть в строй орудие, которое я низверг.
Помолчав, Константин ответил:
— Боюсь, мы недооценили нового султана. Сколь бы велик ни был его отец, похоже, что сын его превзошел.
Увидев, что император вновь укоряет себя за то, что не взял Урбана на службу, капитан воздержался от высказываний и дождался вопросов.
— Что мы теперь предпримем?
— Ваше величество, — отвечал генуэзец, — совершенно очевидно, что вылазка наша провалилась. Да, мы положили множество неверных и причинили их повелителю — да разразит его Бог! — некоторые неудобства, но не более того. Теперь он будет настороже, повторять попытку бессмысленно. По моему мнению, нужно позволить ему испробовать свои орудия на наших стенах. Возможно, они выдержат даже самые тяжелые ядра.
Этот план требовал терпения, однако враг испытывал его недолго. Внезапно взвыли горны, янычары вскочили в седло и, разбившись на две колонны, освободили фронт батареи. Ее тотчас же окутал дым, затем последовал ряд взрывов. Несколько ядер, перелетев через укрепления, упали в городе, причем устрашающая громкость ударов явственно свидетельствовала об их мощи; впрочем, они оказались меньшим из зол. Два ядра попали в обе башни, и они содрогнулись, будто при землетрясении. Воздух побелел от пыли и осколков камня. Бойцы, стоявшие у машин и кулеврин, пригнулись к полу. Константин с генуэзцем лишь смотрели друг на друга, пока второй не пришел в себя и не приказал дать ответный залп. Решение было правильное, поскольку ничто так не помогает избыть страх, как необходимость действовать.
Однако высокие стороны на башне еще не успели обменяться мнениями, как из медленно поднимающегося облака появился человек в полудоспехе и неторопливо зашагал в их сторону. Вместо оружия в руках он нес охапку кольев и нечто вроде тяжелого молота. Внимательно осмотрев землю перед воротами, он остановился, вбил кол, а дальше зигзагами двинулся вниз по склону холма, помечая каждый поворот.
Джустиниани подошел ближе к императору и тихо произнес:
— С новыми средствами приходят и новые методы. Штурм откладывается.
— Но мне кажется, капитан, что наступление неизбежно. Иначе противнику не переправиться через ров.
— Так оно было раньше, ваше величество. Теперь же они просто пророют ко рву траншею.
— С какой целью?
— Чтобы под прикрытием траншеи его перегородить.
Константин, постепенно мрачнея, следил за приготовлениями врага. Теперь он понял, что под прикрытием орудий действительно можно прорыть траншею; он хотел было ответить венецианцу, но тут целая толпа работников — это было видно по лопатам и пикам у них в руках — высыпала из амбразуры перед большой пушкой; распределившись на небольшом расстоянии друг от друга вдоль отмеченной кольями линии, они принялись кидать землю в сторону города. С ними вышли офицеры с кнутами, они надзирали за работой.
Инженер — если назвать его современным словом — оказался в зоне огня осажденных, однако продолжал делать свое дело. Только когда колья закончились, он вернулся обратно; теперь было понятно, что траншея пройдет через просвет на месте кладбища к мосткам перед воротами.
К полудню, когда работники сильно углубились в землю, пушка вновь изрыгнула дым и пламя, ядра с громким ревом полетели в сторону башен. И вновь древние укрепления содрогнулись до самого основания. Некоторые пушкари попадали вниз. Император пошатнулся. Одно из ядер ударило под самый зубец Багдадской башни, и, когда пыль улеглась, взору явилась уродливая трещина на оголенной стене, протянувшаяся от самой крыши.
Был отдан приказ немедленно осмотреть повреждения, и, пока осмотр продолжается, позволим себе увести читателя в другое место, дабы он узнал, как боевые действия повлияли на других участников этой трагедии.
Во время первого залпа граф Корти со своими бойцами находился у подножия башни. Он услышал хлопки выстрелов и грохот ядер, которые попали в цель; услышал свист пуль, летевших на город, и, по причине живости своего воображения, содрогнулся при мысли, какой они нанесут ущерб, если попадут в густонаселенную часть. Потом ему пришло в голову, что опасности может подвергаться и резиденция княжны Ирины. Будучи христианином и влюбленным, он попытался отогнать пробежавший по спине холодок, истово осеняя себя широким крестом. Однако религиозный порыв не принес облегчения. Ужас только усилился. В итоге он послал одного из подчиненных к императору с сообщением, что отправляется в город оценить ущерб, нанесенный пушками.
Проехав совсем немного, он убедился, что в городе царит необычайное волнение. Похоже, что неведомый гром, сопровождаемый пролетом метеоров над крышами, заставил всех жителей покинуть свои дома. И мужчины и женщины бегали туда-сюда, выспрашивая друг у друга, что происходит. На всех углах его окликали:
— Ради Христа, остановись и скажи, правда ли, что настает конец мира?
Он, сочувствуя им, отвечал:
— Не страшитесь, добрые люди. Это всего лишь турки. Они пытаются запугать нас, устраивая грохот. Ступайте по домам.
— Но над нами пролетают пули. А они откуда?
— Куда они попадают?
— Туда, дальше. Помогай Господи страдальцам!
Один крик раздавался так часто, что произвел на него сильное впечатление.
— Панагия! Скажи его величеству, чтобы он, во имя своей христианской веры, вынес Пресвятую Богоматерь из часовни!
С каждым шагом коня граф оказывался все ближе к тому месту, куда попали ядра, и, естественно, признаки ужаса все умножались, а кроме того, нарастала уверенность, что резиденция княжны находится на опасном участке; тревога за нее все усиливалась. Бледные лица встречных женщин, которых он миновал без единого слова, лишний раз напоминали ему о том, что и над ней нависла та же угроза, и он из-за этого забывал выразить встречным свое сострадание.
В Византие так бывает, что ты находишься рядом с определенным местом и одновременно вдали от него; улицы то сбегают вниз, то взбираются по склонам холмов, неожиданно сужаются тут и там или меняют направление, подтверждая, что изначально возникли скорее по воле случая или причуды, чем в согласии с наукой или искусством. Зная это, граф не щадил коня — кровь его вскипала одновременно с воображением. Даже если прекрасная княжна не пострадала, наверняка и она охвачена всеобщим замешательством. Он представил себе, как ее обихаживают рыдающие дамы свиты. Не исключено, впрочем, что все они бежали и оставили ее под охранением милосердной Богоматери Влахернской.
В конце концов он оказался в квартале, где скопление людей заставило его замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться и спешиться. До дверей княжны было совсем недалеко. Предметом всеобщего интереса, судя по всему, служил определенный двухэтажный дом.
