Князь достал из кармана под накидкой пластину из слоновой кости, потертую и пожелтевшую, и передал ее Магомету со словами:
— Изволит ли повелитель взглянуть?
Магомет принял пластину и увидел на ней знак в виде погруженных в кость серебряных полосок:
— Вижу, — произнес он серьезно. — Раскрой мне его смысл.
— Не могу, о повелитель, ибо я, как потомок Махакашьяпы, пусть и очень дальний, тоже являюсь Хранителем — а в буддизме это высочайшая честь — и потому не должен раскрывать тайну. Символ этот наделен великой святостью. На любом подлинном изображении Будды он находится у него над сердцем. Это — монограмма Вишну и Шивы, что же до его смысла, могу лишь сказать, что все мудрые брахманы относятся к нему с особым благоговением, зная, что в него заключен весь разум Будды.
Магомет проявил уважительность к сдержанности повествователя и, вернув ему пластину, произнес без затей:
— Я слышал о подобных вещах.
— Продолжаю, — заговорил князь, уверившись, что произвел должное впечатление. — В конце концов я, обретя несметные богатства, вернулся к себе на родину. Мною овладела охота к путешествиям. И вот настал день, когда в пустыне Баальбек некий бедуин пленил меня, отвез в Мекку и там продал земскому управителю — доброму человеку, который из уважения к моим бедам и учености — да не обнесут его в раю юноши чашей струящегося вина! — стал изучать со мной Книгу единого Бога и наставлял меня до тех пор, пока я не уверовал, как и он. Когда я сменил надежду на нирвану, на лучшую и более возвышенную надежду ислама, он даровал мне свободу… Вновь оказавшись на родине, я посвятил себя изучению астрологии, к чему был подготовлен долгими годами осмысления темных мест в писаниях Сиддхартхи. Я сделался адептом — а это, как ведомо повелителю, доступно не всякому, и точно не тем, кто ничего не ведает про небеса и землю, про высшие силы — и в горнем мире, и в иной юдоли, я имею в виду царей, императоров и султанов.
— Как! — воскликнул Магомет. — Неужто не все астрологи — адепты?
Князь отвечал тихим голосом, поняв, что речь идет о наставнике, находившемся на службе у молодого турка.
— Всегда есть кто-то лучше нас, пока мы не станем лучшими. Даже звезды различаются между собой по уровню.
— Но как может человек познать высшие силы?
— Корпус наблюдений, которые мудрецы вели и записывали на протяжении долгих лет, — это наследие, открытое лишь немногим избранным. Будь у повелителя к тому пристрастие и не имей он иного предназначения, я отвел бы его в учебное заведение, где то, что кажется ему столь любопытным, объяснят в простых словах.
Суровое, недоверчивое лицо Магомета начало смягчаться, однако он не отступался:
— Если нам подвластны высшие силы, для чего же нам еще и низшие?
— Повелитель коснулся запретной темы, однако его проницательность заслуживает того, чтобы я дал ответ. Звезды никогда не говорят с человеком внятной речью — их слова подобны словам Бога. Они — слуги, но и у них есть свои слуги. Более того, в том, что они нам сообщают, всегда заключен ответ. Они любят, когда кто-то кропотливо разгадывает их послания. Некоторое время назад один адепт, пытавшийся вызнать нечто при помощи их сопоставления, вскричал: «О племя несчастных скитальцев Востока! Вглядитесь в него, ибо они установят свою власть во дворцах, кои сейчас составляют славу Запада, они выкопают яму, дабы повергнуть в нее гордых». О каком племени идет речь? О том или об этом? Тот искатель так этого и не открыл. Дети Эртогрула тогда еще пасли свои стада на пастбищах, которые получили от Аладдина из Иконии. Не зная их имен, как он мог спросить про них у вершителей судеб?
Мистик заметил, как кровь прилила к открытому лицу Магомета, как засверкали его глаза; он понял, что с этого момента может обращаться к его гордости, а значит, речь не пропала втуне.
— Это предсказание звезд, — продолжал он, — было сообщено и последующим адептам. Время было на их стороне. Когда наконец предки твои воцарились в Бруссе, тайна была отчасти разгадана. Всякий, даже самый безродный пастух, дрожащий под ветром, что налетал с Троянских высот, мог теперь назвать это удачливое племя. Однако откровение оставалось неполным; необходимо было прояснить его вторую часть. Итак, нам стали ведомы копатели ямы, однако кому предстоит в нее свалиться? Этому вопросу я себя и посвятил. А теперь слушай внимательно, о повелитель: не единожды, а многократно я пересек землю — столько раз, что не осталось ни одного народа, мне неведомого, ни одной страны, в которой я не побывал, — даже ни единого острова. И как внук Абд аль-Мутталиба был посланником Бога, так и я — посланник звезд-предсказателей, хотя и не пророк их, а лишь толкователь и посланник. Дела звезд — это и мои дела.
Губы Магомета дрогнули, как будто он с усилием удержал готовые сорваться с них слова.
Князь продолжал, будто и не замечая интереса, который вызвал:
— Где бы я ни странствовал, я повсюду продолжал общаться с планетами, и, хотя мне приходилось расшифровывать многие их предначертания, чаще всего я обращался мыслями к тому, гордому и безвестному, кому предстоит выкопать означенную яму. Я рассматривал бесчисленные имена — имена высокородных и простецов, а дабы не проглядеть цели, вел списки членов царских и благородных фамилий. Когда в одной из них рождался ребенок мужского пола, я записывал час и минуту его рождения, а также данное ему имя. Посещая всевозможные страны, я собирал сведения об их положении и отношениях друг с другом; ибо как состояние почвы благоприятствует или препятствует росту растительности, так и состояние народа свидетельствует о приближении перемен и споспешествует тем, кто должен положить этим переменам начало. Повторяю, о повелитель: как звезды есть служители Бога, так и у них есть свои слуги, о существовании которых никогда не узнаешь, если не прочтешь знаки, которые они подают нам в своем движении. Более того, среди слуг этих есть и священнослужители, и воины, и короли; есть среди них женщины и мужчины незнатного происхождения; ибо зерно гениальности падает прямо из руки Бога, и Он выбирает время и поле для сева; однако, кем бы ни был избранный — высокородным или простолюдином, белым или черным, добрым или дурным, — как Посланнику истинно истолковать волю звезд, кроме как явившись перед ним напрямую, представившись и расчистив для него путь? Разве не следует ему узнать поближе этого избранного?
Тут Магомет не сдержал своего порыва. Вернувшись мыслями к тому, что слышал от Мирзы, — к откровению, мимоходом брошенному случайным путником, встреченным во время паломничества, — он понял, что его сейчас объявят избранным, и, не в силах сдержать нетерпения, спросил:
— Так ты узнал меня ближе, князь?
Манера мистика мгновенно переменилась. До того он был почтителен и даже кроток; редко встретишь столь мягкого, нетребовательного учителя; теперь же он собрал воедино всю силу своего духа, и его огромные глаза засверкали.
