После этого церемониймейстер завел пространную речь о том, как непросто отыскать в целом мире женщину, достойную столь несравненной чести. Ведь необходимо учитывать столько обстоятельств: возраст, внешность, происхождение, образование, веру, приданое, политические соображения, — о каждом из них он рассуждал с серьезностью философа, самоуверенностью фаворита и велеречивостью человека преклонных лет. Изложив наконец суть проблемы, а кроме того, как ему представлялось, достаточно впечатлив княжну всей сложностью сопряженных с нею хитросплетений и невзгод, он поведал также, какие уже предприняты шаги и предложены варианты.
Все королевские дома Запада были обследованы на предмет девиц брачного возраста. В какой-то момент выбор едва не пал на дочь венецианского дожа. К сожалению, некоторые влиятельные греки, гордыня которых оказалась сильнее здравомыслия, высказались против дожа. Он ведь всего лишь избранный правитель. Он может умереть сразу же после бракосочетания, и что тогда — ведь даже его герцогская мантия не передается по наследству. Нет, цветок, который украсит трон Византия, искать следует не на Западе.
Тогда они обратили взоры к Востоку. Какое-то время негласными соперницами оставались принцесса Трапезунда и грузинская княжна. Как это водится в таких случаях, мнения при дворе разделились, и тогда, дабы утихомирить спорщиков, его величество повелел главному шамбеляну Франзе, отличающемуся обширными познаниями и опытом в дипломатии и пользующемуся доверием императора в большей степени, чем кто-либо из придворных, за исключением разве что самого церемониймейстера, лично повидаться с обеими претендентками и представить свои соображения. Посольство затянулось на два года. Из Грузии Франза отправился в Трапезунд, но к окончательному выводу так и не пришел. Поскольку посольство было снаряжено с подобающей пышностью, дабы произвести должное впечатление на полуварваров, расходы на него являлись в высшей степени значительными. Его величество, с присущей ему мудростью, решил взять дело в свои руки. В Константинополе достаточно благородных семейств. Почему бы не поискать себе спутницу там?
У этого плана были свои преимущества, в частности, если удастся найти подходящую жительницу Константинополя, императору выпадет счастье самостоятельно сделать это открытие, провести все переговоры на родном языке и лично осуществлять ухаживания. Возможно, и существуют люди, напыщенно добавил церемониймейстер, которые предпочли бы передоверить важнейшее дело поиска супруги послам, но лично он, однако, никогда еще таких не видел.
Пространные рассуждения старца представлены здесь в крайне сжатом виде, хотя и это наверняка покажется читателю излишним. На деле, когда он подвел их к завершению, солнце уже стремительно спускалось на лоно ночи. Княжна слушала в молчании, и терпеливость ее подпитывало стремление понять, что бы это могло значить. Наконец ее просветили.
— А теперь, дражайшая княжна, — произнес старец, понизив голос, — тебе надлежит узнать… — Он встал и, как и положено человеку, привыкшему ко дворцовой жизни, опасливо огляделся по сторонам.
— Присядьте, о достойный господин, — попросила его княжна. — У моих дверей нет глаз, а у стен — ушей.
— Но речь идет о чрезвычайно важном деле — о государственной тайне!
И он придвинул свой стул к ней поближе.
— Да будет вам известно, княжна, что главный шамбелян бессмысленно потратил выделенное ему время, не говоря уж о расточении средств, в которых мы так нуждаемся здесь, дома. Адмирал Нотарас и великий воевода постоянно терзают его величество требованиями обеспечить им средства и припасы; хуже того, патриарх при каждой возможности заводит речь о том, в какую ветхость пришло церковное убранство. А поскольку император всей душой болеет за то, что связано с Богом и с поклонением ему, времени для спокойных молитв у него не остается. Посему среди нас есть такие, кто считает, что из преданности государю мы должны найти ему невесту на родине и тем самым положить конец затратным и бессмысленным странствиям Франзы.
Церемониймейстер еще теснее придвинулся к княжне и понизил голос едва ли не до шепота:
— Кроме того, вам следует знать, что именно я произвел на свет и подсказал мысль выбрать супругу для его величества из многочисленных благородных и прекрасных дам и девиц, проживающих в древнем Византии, ибо они во всех отношениях являются равными, а во многих и превосходят самых лучших иностранок, которых мы в состоянии отыскать.
Церемониймейстер поджал скрытые белой бородой губы и гордо выпрямился, но, поскольку собеседница его продолжала хранить молчание, он еще сильнее подался вперед и прошептал:
— Драгоценная княжна, я сделал и того более. Я упомянул при государе ваше имя…
Княжна невольно вскочила на ноги, побледнев так, что лицо ее сделалось белее пенделиконского мрамора на стенах зала; однако почтенный интриган совершенно неверно истолковал ее чувства и, не запнувшись, продолжил:
— Да, я упомянул при государе ваше имя, и завтра, княжна, уже завтра он лично приедет сюда повидаться с вами и изложить свое предложение.
Он упал на колени и, поймав ее руку, поднес к губам:
— О прекраснейшая и достойнейшая княжна, позвольте мне первым из всех придворных поздравить вас с той несказанной честью, которой вы удостоились. И когда вы займете высокое положение, надеюсь, вы не забудете…
Закончить эту пылкую речь ему не довелось. Решительно отняв руку, княжна приказала ему молчать и отвечать только на ее вопросы. Он так изумился, что действительно замолчал.
Она же тем самым выиграла время для размышлений. С ее точки зрения, она попала в неприятную, чреватую всевозможными напастями ситуацию. Ей хотели оказать честь, даровать ей величайшее благо в империи — делая такие предложения, никто не сомневается в моментальном и благодарном согласии. Она вспомнила, чем обязана императору, и глаза ее наполнились слезами. Она его уважала и почитала, но стать его императрицей не могла. Высочайший титул не содержал для нее соблазна. Но в какие слова облечь свой отказ? Она воззвала о помощи к Богородице. И путь представился ей тут же. Во-первых, нужно избавить своего благодетеля от отказа; во-вторых, ни церемониймейстер, ни придворные не должны узнать, как пойдет дело и чем закончится.
— Встань, о высокородный, — проговорила она ласково, но твердо. — Я, получившая великую весть, благодарю тебя и обещаю, что если когда вступлю на престол, то обязательно про тебя вспомню. Однако я так ошеломлена услышанным, что сейчас сама не своя. А потому, о высокородный, могу ли я попросить тебя еще об одном, высочайшем одолжении? Запомни произнесенные мною только что слова, а потом оставь меня — оставь готовиться к тому, что будет завтра. Одному только Господу, Сыну его и ангелам ведомо, как отчаянно я сейчас нуждаюсь в водительстве и здравом совете.
Ему хватило ума заметить ее волнение, а также то, что лучше всего ему будет уйти.
— Я покину тебя, княжна, — произнес он, — и да ниспошлет тебе Пресвятая Дева частицу своей мудрости.
Когда он подошел к двери, она задержала его вопросом:
