– Давай что-нибудь повеселее, – попросила Алида.
Тиль улыбнулся и, настроив инструмент, заиграл мелодию, такую же безмятежную, как весенний ветерок. На удивление, у него даже недурно получалось.
Гора и замок с каждым шагом становились ближе. Алида уже узнавала места, где люди Магистрата разбивали лагерь, а дальше, после пустырей, можно было различить болота.
Внезапно мелодия гобоя оборвалась. Тиль остановился как вкопанный и вытаращил глаза. Алида обернулась на него.
– Ты чего?
– Н-не могу, – заикаясь, вымолвил он. – Ни шагу больше не могу ступить.
Алида фыркнула. Снова шуточки! Она подошла к нему вплотную и схватила за руку.
– Давай, Тиль, так и скажи, что испугался. Пойдёшь дальше или передумал?
Алида потянула Тиля к себе, вперёд, но, к её удивлению, не смогла сдвинуть его ни на волосок, словно невидимая стена останавливала музыканта. Невидимая стена, через которую Алида спокойно могла пройти.
На лице Тиля застыл беспомощный ужас.
– Не могу. Правда не могу!
Алида обошла его кругом. Она постаралась не улыбнуться, чтобы Тиль не понял, как она рада тому, что продолжит путь в замок без него. Она была озадачена не меньше самого Тиля. Наверное, Вольфзунд действительно воздвиг какую-то защиту вокруг замка – осторожность никогда не повредит, особенно в неспокойные времена.
– Я предупреждала. Туда просто так не попадёшь. Поэтому тебе надо было повернуть обратно ещё очень давно, – с притворной жалостью вздохнула она.
– Повернуть обратно? Ты серьёзно? После стольких дней пути? – вспылил Тиль. – Не знаю, что это за проклятое колдовство, но ты обязана проводить меня дальше!
– Ничем я тебе не обязана! – зашипела Алида. – Хозяин не хочет видеть тебя у себя в гостях, разве не понятно? Теперь проваливай!
Тиль посмотрел на неё не то обиженно, не то презрительно, фыркнул и развернулся. Деревянный футляр гобоя размашисто ударил его по бедру.
Алида дёрнулась было за Тилем, но он досадливо махнул рукой и быстрым шагом пошёл прочь.
Алида запоздало подумала, что, наверное, обидела его своей резкостью. Всякому терпению приходит конец, и сейчас, похоже, настал конец для терпения Тиля. Она бросилась догонять его, но музыкант шёл быстро, почти бежал, и скоро Алида поняла, что у неё ничего не получится. Он действительно уходил, всё дальше и дальше. Так же, как уходил Рич.
Внутри у неё что-то оборвалось.
«Ну и не нужно. Ну и пусть идёт. Не я ли гнала его с первого дня пути? Не я ли хотела, чтобы он скорее отвязался?»
Алида пнула камешек, попавшийся под ногу, и, обернувшись на Тиля последний раз, понуро зашагала к замку. Мурмяуз семенил рядом, как верный страж, и взволнованно мяукал.
Хмурый день становился всё прохладнее – не в пример вчерашнему, и ноги Алиды озябли. Впрочем, ей вообще стало удивительно холодно, а настроение вмиг испортилось настолько, что даже птицы, щебечущие в кустах, выводили из себя.
Она поняла, что её снова охватывает необъяснимая ледяная ярость – как в тот раз, когда она вспылила и накричала на своих попутчиков.
Алида никак не могла разобраться, рада она своему новому одиночеству или нет. С одной стороны, ей очень давно хотелось, чтобы музыкант оставил её в покое, не докучал глупыми вопросами и пустыми разговорами. А с другой стороны – что бы она делала в тишине и одиночестве? Показался бы путь в замок ей таким коротким и лёгким? Или мысли о гневе Вольфзунда и унизительном поражении давным-давно утянули бы её в болото отчаяния?
Страх и неуверенность опутали её, как цепкие лозы дикой ежевики. В глубинах души всколыхнулись все неприятные предчувствия, словно муть, поднявшаяся с речного дна. Алида будто только сейчас поняла, что на самом деле шла в замок, чтобы признаться в своём бессилии. Шла навстречу гневу самого страшного существа во всём Королевстве и даже за его пределами. Алида почувствовала, как задрожали похолодевшие руки, но сразу поняла, что дрожат они не от страха, а от ярости.
Гнев запульсировал у неё в висках, и мир вокруг окрасился красным. Топи на пустошах подёрнулись багровой дымкой, листья на ивах потемнели, словно их обмакнули в густое гранатовое вино. Алида стиснула зубы и сжала кулаки, из последних сил пытаясь изгнать этот разъедающий гнев из своего сознания.
Маленькая серая птичка выпорхнула из-под ног и доверчиво приземлилась ей на плечо. Алида вздрогнула от неожиданности, и кровавое марево, которое едва-едва начало рассеиваться перед глазами, нахлынуло с новой силой. Птица что-то прострекотала и выжидающе склонила головку. Алида разобрала, что она щебечет какие-то глупости о прекрасном дне и сытых летних месяцах, о сочных мушках и уютном гнёздышке.
– Глупая тварь!
Ярость билась в голове огненными молотами, взрываясь перед глазами кровавыми шутихами. Поля, пустыри, перелески поплыли в безумной агонии, и Алида на миг ослепла от неудержимой, страшной злости, которая заполнила всё её существо.
Она схватила беспечную птицу и сжала кулак. Птица затрепыхалась, как чьё-то нездоровое сердце, но Алида сдавила пальцы ещё сильнее, так, что побелели костяшки. Послышался неприятный хруст, писк оборвался. Она брезгливо разжала кулак.
Обмякшее тельце упало на землю.
Ярость отхлынула так же быстро, как и пришла. Алое марево рассеялось, деревья снова стали зелёными, гора – серой, дорога – бурой. Алида замерла, глядя на мёртвую птаху, серым комочком замершую в пыли. И только теперь настоящий ужас, выстуживающий все другие чувства, накрыл её с головой.
Слёзы хлынули из глаз, и Алида, подобрав юбку, бросилась бежать. Быстрее и быстрее, куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Но на этот раз она бежала не от врага. Бежала от самой себя.
Глава 11,
в которой приходится расплачиваться за ошибки
Мел с трудом приоткрыл глаза. От утреннего света в голове полыхнуло болью. Он застонал и попытался перевернуться на бок, но всё тело прошила острая боль, и он со стоном снова перевернулся на спину.
Чуть поодаль чернело тело коня. Аргусу повезло меньше, величественное животное безжизненно распласталось на камнях, беспомощно раскидав изящные ноги.
«Отец доведёт до конца начатое людьми», – без эмоций подумал Мел, представив, как отреагирует Вольфзунд на гибель любимого скакуна.
Он медленно повернул голову вбок. Затёкшая шея слушалась плохо. Из плеча торчало обломанное древко стрелы: наверное, сломалось во время падения. Одежда и камни потемнели от чёрной крови, которая успела схватиться уродливой коркой. Рука совсем онемела, и Мел, сделав над собой усилие, всё-таки ухватился за древко и, зажмурившись, дёрнул изо всех сил.
