– Ты-то спать не будешь.
– Может случиться что-то неожиданное. Мы до сих пор точно не знаем, зачем…
Хельмо резко встал с травы и отряхнул одежду. Он по-прежнему хмурился.
– Знаем, Янгред. Вольная воля, плохие гонцы. И думаю, ты прав: она велит уничтожить нас разом. Вряд ли я засну, да и не стоит.
Стоял Хельмо прямо, расправив плечи. Что бы ни творилось у него в сердце, заперто это было на семь замков. Определённо… не так он представлял своё появление под этими стенами и свой первый серьёзный поход. Янгред сухо, скрывая жалость, напутствовал его:
– Тогда возвращайся, будем ждать вместе. Только, боюсь, тебе потребуется много времени, чтобы всё объяснить.
– О нет. Мои люди поверят мне куда быстрее, чем я тебе, – горько возразил Хельмо. – Многие, особенно сбежавшие из захваченных земель, повидали меньше битв, чем я, а вот подлостей – больше. А Инаду не зря зовут Нравной Сестрицей.
– А вашу столицу? – невольно заинтересовался Янгред.
Высокоградам, одинаковым и служащим большинству населения лишь временным приютом от огня, не давали прозвищ. Даже вместо имён у них были цифры.
– Лебедицей, – удивительно мягким тоном проговорил Хельмо. – То есть верной.
Он ушёл, и вскоре Янгред услышал со стороны солнечных тревожные голоса. Звуки, всколыхнувшись, смешавшись и заполнив воздух на какое-то время, быстро стихли – видно, Хельмо удалось донести до своих необходимость не шуметь. Из Инады наверняка наблюдали. Со стороны лагерь должен был казаться мёртвым. Совершенно мёртвым.
– Хельмо… – прошептал Янгред, когда тот вернулся. – Вот. За моё здоровье.
Он протянул свою пустую чашу. Хельмо вскинул брови, но смекнул быстро, поднёс чашу к губам. Янгред удовлетворённо кивнул, забрал сосуд и сделал то же, что и пару минут назад, – взял стоявший у ног дарёный кувшин и «налил» повторно. Поднёс чашу ко рту и одновременно шепнул:
– Ну что ж. Падайте.
И, бросив чашу, он первым откинулся назад, в густую, бархатно-зелёную росистую траву. Над головой расстелилось широкое, вышитое белым бисером полотнище неба. Янгред улыбнулся, расслабляясь и глубоко вдыхая: море, сладковатые цветы, остывающая земля. Главное было не задремать, старательно изображая отравленный сон.
– Вы опять назвали меня на «вы»! – Хельмо неловко, шумно и, скорее всего, болезненно рухнул рядом набок. Янгред скосил на него глаза.
– Ты тоже. Прямо сейчас.
Волосы упали Хельмо на лоб; убирать их он не решился. За ними и за вздымавшейся травой Янгред видел часть его напряжённого лица. Безмятежность воевода изображал неважно.
– Мне стоило «уснуть» раньше. Я же «выпил» первым.
– Я и пока ждал тебя, «выпил». Да и потом им будет приятно, что первым от их коварства пал иноземец. Кстати, не старайся не шевелить губами. Даже если у часовых есть зоркоглазы, они не различат наши лица. Линзы дают искажения от яркого огня.
– Понятно…
– Отдохни, – лениво посоветовал Янгред и снова обратил взгляд к звёздам. – Ночь длинная.
– Какой будет знак от твоих людей?
– Сразу заметишь.
– Пока надо придумать план. – Нисколько не расслабляясь, Хельмо пошевелился и, кажется, сдул волосы с лица.
– Оборонить лагерь и вытащить моих людей из города, если сами не вырвутся? Можно попутно разнести ворота. Две наши мортиры достаточно близко.
– А потом мы уйдём, – возразил Хельмо, – и оставим город не только без ополчения, но и без ворот? А если сюда придёт Самозванка?
Янгред досадливо фыркнул. Он предпочитал мыслить и действовать масштабно и разрушительно, особенно с теми, кто играл нечестно. Такое всегда казалось ему справедливым: зло стоит не только победить, но и хорошенько искалечить.
– Ты всё ещё рассчитываешь на поддержку Инады?.. Брось.
Но Хельмо упрямился.
– Я верю, что не все в городе отвернулись. Это раскол, а не бунт. Имшин…
Янгред не удержался и двусмысленно свистнул.
– Кстати, повесим её? Или поведём с собой на верёвке, когда поймаем?
Хельмо наверняка вздрогнул. Его голос зазвенел:
– Боже, Янгред, нет, конечно, она же…
– Ничем не лучше этой вашей Cамозванки.
Последовало молчание.
– Она просто защищает свой дом, – наконец шепнул Хельмо.
Янгред опять покосился на него. Бледный, мрачный, но ведь уверен в своих словах. Как такое вообще возможно, даже в двадцать лет?
– И собирается поджечь твой. Дома так не защищают; ничто не перекидывается легче пламени. Кстати… у города одни ворота?
– Двое: эти и морской порт.
Янгред вздохнул. У него, конечно, мелькнула мысль, что небольшая флотилия из Свергенхайма решила бы проблему быстро, но флотилии в кармане не было.
– Что ж, если мы не сносим укрепления, у нас один вариант действий.
– Какой?..
Янгред пошевелил пальцами, машинально сминая травинки в кулаке.
– Твой. Придумаешь его по обстоятельствам. – Услышав ответное стенание, Янгред с некоторой мстительностью ухмыльнулся. – Всё-таки… ты у нас князь, а я лишь наёмник. Теперь, может, вздремнёшь?
Хельмо продолжал горестно вздыхать.
– Теперь точно не смогу. На чём строить план, я понятия не имею.
Янгред почувствовал укол совести и, убедившись, что на него смотрят, поспешил ободряюще подмигнуть.
– Ладно. Не будем пока нагнетать. Главное ведь, чтобы оружие было исправно и никто не отравился. А с этим проблем нет. Проблемы со всем остальным.
Хельмо неожиданно тихо засмеялся.
– Знаешь, я уже полюбил твой жизнерадостный настрой.
– Какой есть… – Янгред помедлил. Ему захотелось всё же извиниться за свою резкость у обозов, но стоило ли? Он ненавидел извиняться. Всегда. А ссора и так разрешилась благополучно. И он просто добавил: – …друг мой.
Ему ответили слабой улыбкой. С моря опять повеяло ветром.
Хельмо прикрыл глаза, Янгред сделал то же, изгоняя звёздное небо прочь и погружаясь лишь в звуки. Шёпот бриза. Журчание реки. Стрекот цикад и пение ночных птиц – земли Острары были богаты птицами с самыми разными голосами, как приятными, так и отвратительными. Птицы в роще пели нежно, то позвякивая невидимыми колокольчиками, то щёлкая. Целая стайка бродячих менестрелей.
– Кто это заливается?
– Соловьи. У вас они есть?
– У нас нет птиц, – откликнулся Янгред, запоминая незнакомое слово. – К нам разве что прилетают ваши, когда поля возделаны. Но не эти. Чёрные такие…
– В землях, которые вы получите, соловьи живут. Конечно… – кажется, Хельмо решил, что проявляет излишнюю сентиментальность, и поспешил равнодушно хмыкнуть, – это не так важно, как то, что там не извергаются вулканы, но тоже приятно.
