– Бум пришёл, – констатировал Янгред, слушая тяжёлую поступь. – Он у нас совсем как твой Цзуго. У него нет шатра.
Хельмо рассмеялся. Пёс неуклюже протопал, принюхиваясь, и, учуяв людей, поспешил улечься у них в ногах. Хельмо и Янгред устроились друг от друга даже не на расстоянии вытянутой руки, дальше, но Бум был такой большой, что с лёгкостью придавил ступни им обоим.
– Лучше бы вы завели кота, – сквозь смех сказал Хельмо, но всё же, кажется, сел, чтобы потрепать пса по холке.
– Увы, кошек у нас нет. Если кого и покупают, то собак. Те хоть не гуляют сами по себе, и нет риска, что потеряются и запекутся заживо, когда сойдёт огонь.
– А у нас мало домов, где не было бы кошки. – Хельмо, судя по шуму, опять лёг. – Они отпугивают бесов.
– Бесов?..
– Это тени, которые откололись от Полчищ и до сих пор скитаются по миру.
– Бесприютные создания?
– Вроде того.
– Тогда мне их жаль.
Хельмо наверняка попытался его рассмотреть, понять, сколько на самом деле горечи в шутливых словах. Но хотя к темноте удалось привыкнуть, она была слишком густой даже для самых зорких глаз, спасительно густой. А звучное сопение пса больше не делало её располагающей к какой-либо философии. Хельмо только сказал:
– Не стоит их жалеть. Они злы: ютятся там, где случилось горе, вселяются в вещи, в дома, даже в людей… хотя это, конечно, байка. Ну и работа для попов-бесогонов.
Байка звучала жутко. Удивительно, сколько странных ужасов вместил культ Хийаро. Хотя… многим богам лишь бы запугать последователей. Янгред помнил, например, Вудэна, Короля Кошмаров – гигантскую осьминогоподобную тварь, повелевающую дурными снами и смертью, носящую на щупальцах мелких демонов. В неё верили в Цветочных королевствах.
– А хочешь, расскажу о Боге с той стороны? – предложил Янгред, чтобы переменить тему на что-то менее кровожадное и печальное. – Раз не спим?
– Давай! – Хельмо опять оживился. Бум, наоборот, зевнул во всю пасть, лязгнув челюстями. Хельмо продолжал скрести ему загривок. – Расскажи. У тебя хорошо получаются странные истории. Эта ведь странная?
– Да. – И Янгред, вытянув руку, сдёрнул плащ с фонаря. Он едва мерцал, но выхватил силуэт Хельмо, склонившегося над псом. – Очень. Слушай…
* * *
«Эмельдина – императрица Алого пламени. Иларван – император Рыжего пламени. Принцесса Анни, принцы Яно и Йери – три маленьких цветных огонька, Жёлтый, Голубой и Зелёный. И все они – Святое Семейство, боги Земного огня.
Как-то они сотворили людей: Эмельдина и Иларван слепили их из глины, как кукол для детей. А Анни, Яно и Йери, играя, случайно вдохнули в кукол жизнь, и вот уже у глиняных существ появилась душа. Не всякий ли ребёнок мечтает, чтобы ожили игрушки? Не всякий ли взрослый дивится такому? Куклам отвели огромный прекрасный дом – целую планету, а сами поселились на её самом укромном, Безымянном, острове. Так и появился мир. Боги заботились о кукольном доме: игра по нраву была и взрослым, и детям. Семья эта всегда была счастливой и нерушимой, так написано в каноничных текстах. Но есть среди славных сказаний о Семействе одно не всеми признанное.
Однажды ночью Иларван увидел падающую звезду, огромную и ослепительную. Бог встревожился за людей и полетел к звезде навстречу, но не успел. Упав, звезда ничего не разрушила, а, погаснув, обратилась в мужчину с сияющими золотом волосами. Он был без сознания, и, не зная, кто он, – светило ли, бог, человек, – Иларван забрал его в свой дом.
Очнувшись, мужчина назвался, но звучало имя так странно, что ни император, ни императрица не сумели его повторить. Незнакомец был богом, повелевал Небесным пламенем: молниями и звёздами, радугами и северным сиянием, кометами. Звал он себя Скитальцем и вскоре снова собирался в путь. Но боги уговорили его задержаться.
Скиталец рассказывал Святому Семейству о мирах, населённых разными существами, о битвах, которые пережил, о том, как рождаются и умирают цветные всполохи над северным небом. У него был удивительный голос – приходя в храмы, он подпевал служителям, и слушать его можно было вечность. Мудрая Эмельдина опасалась незнакомца, но он был так добр, что она не могла не тянуться к нему. Иларван опасался тоже, но тоже был очарован. Всей жизнью этих богов была Земля, и редко они вскидывали взоры к небу. Теперь небо спустилось само, и трудно было не потерять разум от чудес, соприкоснувшихся с привычным укладом. От удивительных историй, рассказанных завораживающим голосом.
Они много времени проводили вместе. Охоты и людские сражения, долгие странствия и пиры… Эмельдине Скиталец дарил самые красивые метеоритные дожди, Иларвану – самые ослепительные молнии. Дети, каждому из которых незнакомец достал с неба по звезде, полюбили его чуть ли не сильнее, чем любили своего вечно занятого, далёкого отца. И вопреки этому отец тоже – привязался.
Однажды, – когда северное сияние над Безымянным островом было особенно ярким, – Иларван устроил празднество, и Эмельдина танцевала не с ним, а со Скитальцем. На том же празднестве устроил Иларван шуточный поединок, где сошёлся со своим гостем. Огонь Земной против Небесного… Небесный уступил. Уступил и улыбнулся, бросая к ногам Иларвана меч, преклоняя колени. В том танце, в том поединке, в том празднике всё открылось. Ведь Эмельдина страшно закричала и бросилась вперёд, когда решила, что муж – прежде он никогда не щадил проигравших противников – отнимет у Скитальца жизнь. А тот наоборот, оттёр с лица того, кого звал уже братом, кровь своей рукой, и из упавших капель выросла первая на свете морошка.
Бог Небесного огня увидел и почувствовал, какой внёс разлад. Подлинной сутью его была гармония, и он поспешил исправить ошибку. Он покинул Семейство, не попрощавшись ни с Эмельдиной, ни с Иларваном, а лишь подарив им в ту ночь последний подарок – светлячков, чтобы сопровождали богов в странствиях. После этого Скиталец исчез с Земли. Но боги всё ещё его помнят. Ведь он чуть не расколол их сердца».
* * *
– Интересно. Знаешь, мне вдруг вспомнилось кое-что, один…
Хельмо осёкся.
– Один что? – уточнил Янгред.
Он с удовлетворением ощущал, что теперь-то клюет носом, нельзя ведь столько болтать и не утомиться. И всё же ответ хотелось услышать, потому что тон у Хельмо стал странный.
– Неважно, глупость.
Янгред не поверил. Важно. Но и настаивать не рискнул.
– Как-нибудь расскажешь, – сказал он, устраивая левую руку под головой.
У него у самого были с легендой свои отождествления: в Иларване он видел порой себя, в Эмельдине – Инельхалль, а в Скитальце… впрочем, очевидно. Думать о подобном не хотелось. А ещё, покосившись на Хельмо, он вдруг подметил, что на Бога с той стороны, и внешне, и нравом, похож скорее он – русый, оживлённый, не совсем взрослый и одновременно – взрослее иных мужей в годах. Хайрангу, чтобы напоминать незнакомца с неба, не хватало лёгкости духа. А то, что именно он увёл жену… что ж. Не всегда ведь история повторяется в точности. Занудам тоже иногда везёт.
